Восход ночи
Шрифт:
Наверное, она призывала забвение довольно долго, потому что, когда в дверь позвонили, часы на тумбочке у кровати Фрэнка показывали три часа ночи.
Доун попыталась заставить себя подняться, но тело не слушалось. Белая замазка, которой Доун слой за слоем покрывала память, намертво склеила и ее мышцы. В прихожей послышались голоса Кико и Брейзи, звук шагов замер у порога спальни.
— Как ты? — спросил Кико. — Входная дверь не заперта…
— Извини.
Коллеги стояли у двери на некотором расстоянии друг от друга, как будто они поссорились. «Такие вещи всегда
Брейзи медлила у порога, словно сомневалась, обрадуется ли Доун ее появлению. Кико вошел первым, скользнул взглядом по майке Фрэнка, сел на пол и начал перебирать фотографии, складывая их в коробку. На одной из них его взгляд задержался. Кико улыбнулся и протянул ее Доун.
На снимке ей было лет тринадцать. Она стояла в гимнастическом купальнике, сжимая в руках трофей, завоеванный, очевидно, на каких-то соревнованиях. Косички и улыбка до ушей никакие вязались с густо наложенной косметикой — Доун уже тогда красилась вызывающе, стараясь стереть любое сходство с «природной красотой» Эвы. В школе, где репутация зависит от того, кто твои родители, это здорово ее выручало. Девочка ненавидела любые упоминания о предках, серьезно занималась спортом и в результате почти сразу попала в разряд аутсайдеров. Ее школьные приятели дружно скуривались, а Доун ходила в спортзал, тусовалась в компании парней-бейсболистов и всячески избегала участвовать в жизни отпрысков кинозвезд.
— Хорошее было время, — сказала она, осторожно держа фотографию на ладони.
Брейзи тихонько подошла и встала рядом с Кико. Она смотрела, не отрываясь, на один из снимков, и на ее лице застыла маска боли. Когда она аккуратно положила снимок в коробку, Доун увидела, что это свадебная фотография родителей.
— Долго же он тут прожил… — Кико разглядывал снимок, на котором Фрэнк лежал в гамаке за домом. — Странно, что твой отец не захотел уехать из Лос-Анджелеса.
— Он иногда говорил мне, что предпочел бы, чтобы я росла в другом месте, но здесь жили его родители, и Фрэнку хотелось оставаться поближе к ним. Они умерли всего пару лет назад.
«Что не помешало ему, — добавила Доун про себя, — сделать все, чтобы между Доун и Эвой выросла пропасть». Фрэнк воспитывал дочь так, как воспитывал бы мальчишку-сорванца, и часто повторял, что она — полная противоположность матери. А Доун, стараясь угодить отцу, держалась подальше от отпрысков знаменитостей, уверенная в том, что она не их поля ягода — именно это твердил ей отец.
В плюсе? Ей удалось благополучно избегнуть участи многих детей звезд — самоубийства и проблем с наркотиками.
В минусе? Да вспомнить хотя бы вчерашний вечер в «Кошачьей лапе», когда пришлось сражаться за мужское внимание с призраком матери.
Ее размышления прервал изумленный возглас Брейзи. Доун напряглась и инстинктивно потянулась к револьверу, который лежал на кровати. Но оружие не понадобилось.
То была всего лишь фотография. Та самая, которую Доун зашвырнула в дальний угол, надеясь, что случится чудо и она исчезнет сама собой.
Зажав рот рукой,
— О Господи…
Брейзи поднялась и неверными шагами побрела к двери, удаляясь в сторону кухни.
Доун страстно желала ни о чем не думать. Во рту скопилась едкая горечь.
— Доун, откуда это вот взялось в спальне твоего отца? — спросил Кико.
— Понятия не имею.
— Доун?
Она нехотя подняла на него глаза. Ясновидец смотрел на нее, как на сумасшедшую, и, наверное, спрашивал себя, почему она не вопит от ужаса — даже сейчас, спустя много лет после того, как был сделан жуткий снимок.
— Я не хочу обсуждать эту тему. — Доун ощутила подступающую тошноту. Тошноту и смертельную усталость. — Ни сейчас, ни потом.
— Понимаю, — сказал Кико тем тоном, каким, наверное, говорят психоаналитики — впрочем, откуда ей знать?
Где-то в глубине дома Брейзи разговаривала по телефону. Ее голос то и дело срывался из-за душивших ее слез.
— Как она? — спросила Доун. — В порядке?
— Не знаю. Не все же такие пуленепробиваемые, как ты. — Кико запнулся. — Ты, наверное, уже догадалась, что они с Фрэнком были… близки.
Доун подобрала с пола еще пару фотографий.
— Близки, — повторила она.
— Доун! Хватит валять дурака! Посмотри на меня!
«Нет, ни за что, только не это», — нашептывал внутренний голос, который годами помогал ей не развалиться на части. Но она не послушалась. Заглянула в добрые голубые глаза Кико и попыталась не расклеиться.
— Она решила не рассказывать тебе сразу. На тебя столько всего навалилось.
— У них это?…
— Серьезно? Ага. Настолько серьезно, что они уже начали ссориться: Брейзи пыталась убедить Фрэнка в том, что пора перевернуть страницу и перестать думать об Эве, иначе у них ничего не получится. Они разругались в пух и прах — за день до исчезновения Фрэнка.
Новость обрушилась на Доун, словно удар ниже пояса. Почему? Не думала же она, что Фрэнк будет хранить вечную верность Эве? Да и с чего бы ей этого хотеть?
— Брейзи приходится ко многому привыкать, Доун. Например, к тому, что появилась ты. Мы все прекрасно понимали: рано или поздно придется сообщить тебе об исчезновении Фрэнка, но Брейзи была просто не в себе — боялась встречи с тобой. К тому же она злилась на тебя за то, что ты бросила Фрэнка. Ей хотелось защищать его от всех и вся, ведь она любит его.
«Любит…» Сердце болезненно сжалось, и не только от ошеломления. Доун сочувствовала Брейзи, и прекрасно понимала, какие чувства та испытывает сейчас. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то еще мучился мыслями о судьбе Фрэнка.
Но Кико еще не закончил.
— Теперь Брейзи знает, что ты любишь отца и готова ради него на все. Так что, может быть, вам…
— Что? — Доун отняла руку от виска. — Стать лучшими подружками? Ходить по магазинам, покупать мне школьные принадлежности к первому сентября? Болтать в кафе за стаканчиком сока, а потом пойти и замочить парочку вампиров?