Восход ночи
Шрифт:
И вдруг Доун почувствовала новый порыв ветра. Она напряглась, но тут же расслабилась — на этот раз порыв был слабее, мягче. И никаких вибраций ниже пояса.
Она глянула влево и увидела решетку включенного на полную мощность кондиционера.
Доун вспыхнула от острого стыда. Нападение бытовой техники? Неужели все дело в этом чертовом кондиционере? Да ну, не может быть.
Наконец хозяин кабинета снова подал голос:
— Присаживайся.
Звук шел из колонок телевизора, наполняя собой все пространство кабинета, но
«При таком качестве звуковой системы он вполне мог находиться здесь, в комнате», — подумала Доун и провела ладонью по предплечью, отгоняя невольные мурашки. Кожа горела, как будто голос каким-то необъяснимым образом ее касался.
От такой идиотской мысли из горла вырвался нервный смешок.
«Ага, я нимфоманка… — Доун задумалась. — Нет, это уже просто ни в какие ворота…»
— Я лучше постою, вдруг меня еще какая ерунда поджидает. Где вы, черт побери?
— Доун.
Оттого, как голос произнес ее имя — тягуче, как будто пробовал каждую букву на вкус — внутри у нее все перевернулось. Не задумываясь, она шагнула вперед.
— А теперь присядь, не стесняйся.
И она покорно, как заводная кукла, пошла вглубь кабинета. Странно.
Нуда ладно… Раз уж они все равно собрались побеседовать, можно и сесть. Доун присмотрела симпатичную бархатную кушетку и шлепнулась на нее. Закинула ногу на ногу и устроилась поудобнее, не обращая внимания на то, что нервы все еще слабо вибрировали после испытанного удовольствия. Думать об этом не хотелось, но и забыть не получалось.
— Итак. — Она широким жестом обвела кабинет и остановилась на колонках. — Спасибо за представление. «Ангелы Чарли», да и только.
Хозяин кабинета проигнорировал насмешку.
— Рад, что мы наконец познакомились.
Явно иностранец. Ну и загадка этот его акцент.
— Хотелось бы ответить, что взаимно, но… — Она развела руками. — Сами знаете. Отец куда-то пропал. Вокруг творится не пойми что. Ну и так далее.
— Злишься. — Пауза. — Тебя можно понять.
— А я по жизни злая. — Ей надоел обмен любезностями. — Почему бы нам не перейти прямо к делу. Давайте, просвещайте меня.
— Сначала еще несколько вопросов.
«Стоп. Кто тут должен задавать во…»
— Когда ты последний раз разговаривала с Фрэнком?
Смутившись, она поспешно отвернулась от телевизора.
Значит, сначала поговорим об отце. Вот и прекрасно.
— Месяц назад.
Наступившее молчание было красноречивее слов.
— У нас… — Она нервно погладила кушетку. — Отношения у нас были не очень.
На этот раз держать язык за зубами решила Доун. В воздухе повисла напряженная тишина, которая давила, заставляла ее оправдываться, объяснять, почему так сложилось в ее семье.
Прошла секунда, две… Голос не отзывался. Доун сидела, как на иголках.
— Не смейте
— Прежде чем тебя беспокоить, мы хотели убедиться, что он действительно пропал. К моему великому сожалению, у Фрэнка была привычка исчезать во время заданий. Ему нравилось работать в одиночку, но мы никогда не теряли с ним связь надолго. А потом нам пришлось разыскивать тебя по всей… — Он многозначительно помолчал. — …Виргинии?
Фрэнк вел расследования? Ерунда какая-то. Он же сам признавался, что не умеет работать мозгами.
— Одинокой девушке выбирать не приходится. Надо же на что-то жить, — сказала она, пытаясь увести разговор в безопасное русло. Подальше от Виргинии.
— Ты не слишком откровенна.
— Вы тоже, мистер. Откровенность за откровенность.
— Доун.
Веки вдруг стали как чугунные.
«Разница во времени, — подумала она. — Вот меня и клонит в сон».
— Мы думали, что найдем тебя где-нибудь на съемках, — продолжил Голос. — А ты сделала ход конем и отправилась в Арлингтон, ремонтировать какой-то полуразвалившийся дом.
Теперь его шепот пронизывал ее, как раньше — воздух. Зарождающееся тепло устремилось в те же опасные края. Она занервничала и почувствовала себя одной из изображенных на картинах женщин, похожих на кошек, которые потягиваются после долгого сна на солнцепеке.
Перед глазами поплыло. Доун почувствовала, что съезжает к краю кушетки. Нога соскользнула с коленки и выпрямилась, бедра слегка раздвинулись.
М-м-м. Как хорошо, тепло…
Ей показалось, что раздался тихий смех. Не отдавая отчета своим действиям, она потянулась рукой к бедру, погладила грубую ткань джинсов, приблизилась к шву в паху, где опять разливалось горячее возбуждение.
— Доун?
Она вздрогнула.
— Виргиния… — Язык заплетался, хотя голова оставалась кристально ясной. — Подружка предложила мне немножко заработать.
А также спрятаться на время, переждать, пока забудется одна недавняя глупость.
— «Подружка»? — спросил он. — Не знал, что у тебя много друзей. Тем более женского пола.
Желание запустить руку в джинсы стало непереносимым, но она удержалась и заставила ладони опуститься на кушетку. Нестерпимая мука между ног жгла, молила об удовлетворении.
— Что происходит? — спросила Доун. Губы не слушались, и вопрос получился не требовательным, а каким-то вялым.
— Ты крепкий орешек. Я приятно удивлен. — Голос «босса» звучал невозмутимо, как будто сексуально озабоченные девицы осаждали его офис каждый божий день. — Позволь мне пояснить свой вопрос. «Подружка» — жена плотника, который работал на съемках твоего последнего фильма, не так ли? Преподаватель социологии и истории феминизма, она пожалела тебя после эпизода с Даррином Райдером.