Восход тьмы
Шрифт:
– Ох, если бы мы только могли их слышать, – сказал Уилл.
Мерримен молчал, он словно о чем-то глубоко задумался.
– Ой, – воскликнул Уилл, чувствуя себя глупцом, – ну конечно.
Должно пройти немного времени, прежде чем он привыкнет использовать свой дар. Он снова посмотрел на Хокинга и на девушку, захотел услышать их, и это произошло.
– По правде говоря, мадам, – говорил Хокинг, – не хочу показаться неучтивым, но я не танцую.
Мэгги взяла его за руку:
– Это потому, что вы не в своем веке? Здесь танцуют, передвигая ногами под музыку, точно так же, как и пятьсот лет назад. Пойдемте.
Хокинг ошеломленно посмотрел
– Кто вы? – прошептал Хокинг. – Вы Носитель Света?
– Ни за что на свете, – ответила Мэгги Барнс на Старом наречии. Лицо Хокинга побелело, он застыл и не мог двинуться с места. Она мягко засмеялась и сказала по-английски: – Не будем больше об этом, иначе люди заметят. Это очень просто, смотрите за тем мужчиной, когда начнется музыка.
Хокинг, бледный и ошеломленный, то и дело спотыкаясь, пытался преодолеть первую часть танца; постепенно он освоил шаги. Мерримен сказал на ухо Уиллу:
– Ему было сказано, что ни одна душа здесь не будет знать о нем и что под страхом смерти он не должен говорить на Старом наречии с кем-либо, кроме тебя.
Танцующая парочка продолжала разговор.
– Для человека, избежавшего смерти, вы прекрасно выглядите, Хокинг.
– Откуда вы об этом знаете, девушка? Кто вы?
– Они готовы были принести вас в жертву. Как вы могли быть таким глупым, Хокинг?
– Мой господин любит меня, – сказал Хокинг, но в его голосе прозвучало сомнение.
– Он использовал вас, Хокинг. Вы ничто для него. Вам надо бы поискать господина получше, который будет заботиться о вашей жизни. И который сделает вашу жизнь очень-очень долгой, не ограничиваясь только одним веком.
– Такой же долгой, как жизнь Носителей Света? – спросил Хокинг, и в его голосе впервые с начала разговора появилась пылкость. Уилл вспомнил оттенок зависти в словах Хокинга, когда тот говорил о своем господине; сейчас в его голосе была слышна и жадность.
– Тьма и Всадник гораздо более добрые хозяева, чем Свет, – ласково прошептала Мэгги Барнс ему на ухо, когда первая часть танца закончилась. Хокинг снова застыл в неподвижности и смотрел на нее, пока она не оглянулась вокруг и не сказала: – Мне нужно выпить чего-нибудь прохладного.
Хокинг подскочил на месте от радости и последовал за ней. Теперь, завоевав доверие маленького человека и найдя способ поговорить с ним наедине, ведьма получила в его лице благодарного слушателя. Уилл внезапно почувствовал дурноту из-за такого поспешного вероломства и перестал слушать разговор. Мерримен стоял позади него, мрачно глядя перед собой.
– Дальше все пойдет своим чередом, – произнес Мерримен. – На одной чаше весов окажутся блестящие перспективы, которыми Тьма постарается привлечь Хокинга, а на другой – требования Света, которые трудно выполнять и которые будут существовать всегда. Он возненавидит путь Света, на котором я подверг риску его жизнь, не обещая никакой награды. Можно быть уверенным, Тьма не будет предъявлять таких требований – до поры до времени. На самом деле Короли Тьмы никогда не осмеливаются предложить человеку смерть, но они предлагают ему темную жизнь, – его голос слабел. – Хокинг… Мой вассал, как можешь ты пойти на это предательство?
Уилл внезапно ощутил страх, и Мерримен понял это.
– Все, достаточно, – сказал он. – Исход дела ясен. Хокинг будет как течь в крыше, как потайной ход в погребе. Тьма не могла касаться его, когда он был моим вассалом, точно так же теперь, когда он вассал Тьмы, он не может быть уничтожен Светом. Хокинг станет ухом Тьмы среди нас, в этом доме, который был нашей цитаделью.
Его голос стал холодным, словно он принял неизбежное, в нем больше не чувствовалось боли.
– Хотя ведьма смогла пробраться сюда, ей не удастся завершить свое колдовство и она будет разрушена Светом. Но с этого момента по призыву Хокинга Тьма может атаковать нас здесь или в любом другом месте. И с годами опасность будет только расти.
Мерримен теребил пальцами свое белое кружевное жабо; его горбоносое лицо выражало теперь невиданную суровость, а от взгляда, который на долю секунду сверкнул из-под его нахмуренных бровей, кровь застыла в жилах мальчика. Это был взгляд судьи, сурового и непреклонного.
– Этим вероломством Хокинг круто изменил свою судьбу, – беспристрастно подвел итог Мерримен, – и его участь будет до такой степени страшной, что он много раз пожалеет о том, что не умер.
Уилл стоял, ошеломленный, охваченный жалостью и тревогой. Он не спрашивал, что случится с маленьким ясноглазым Хокингом, который подшучивал над ним, помогал ему и так недолго был его другом. Он не хотел этого знать. Вторая часть танца приближалась к концу, и танцующие пары еще раз забавно раскланивались. Уилл почувствовал себя несчастным. Холодный взгляд Мерримена смягчился, и он ласково развернул Уилла лицом к центру зала.
Через просвет между фигурами гостей мальчик увидел группу музыкантов. Они вновь принялись играть гимн «Добрый король Венсеслас», тот самый, который играли в самом начале, когда Уилл вошел в зал через Дверь. Все собрание с воодушевлением подхватило песню, а когда низкий голос Мерримена гулко прокатился по залу, Уилл понял, что следующий куплет должен петь он.
Мальчик набрал в легкие воздуха и поднял голову.
Сир, он живет очень далеко отсюда…
Под горой…
Он и не заметил, как настал момент прощания. Девятнадцатый век словно и не исчезал никуда, но, продолжая петь, Уилл вдруг понял, что Время как будто моргнуло, и вот уже еще один юный голос пел вместе с ним. Они пели в унисон, и, если не видеть, как шевелятся губы обоих мальчиков, можно было поклясться, что звучит только один голос.
За лесной изгородью…
Около фонтана святой Агнесс…
…и Уилл понял, что стоит в полутемном вестибюле поместья рядом с Джеймсом, Мэри и другими Стэнтонами, а одинокая флейта Пола сопровождает их пение. Он взглянул на горящую свечку, которую держал в поднятой руке на уровне груди, и увидел, что она не прогорела ни на миллиметр и выглядела точно так же, как до его путешествия во Времени.
Они закончили петь гимн.
Мисс Грейторн сказала:
– Прекрасно, воистину, это прекрасно. Ничто не сравнится с «Добрым королем Венсесласом», это всегда был мой любимый гимн.
В полумраке Уилл пытался разглядеть ее неподвижную фигуру в большом резном кресле; ее голос был старше, жестче, немного огрубел с годами, и то же самое можно было сказать о ее лице. Но в целом она как две капли воды походила на бабушку, ведь та юная мисс Грейторн в девятнадцатом веке наверняка была ее бабушкой. Или прабабушкой?
Мисс Грейторн сообщила:
– Певцы гимнов из Охотничьей лощины пели в этом доме «Доброго короля Венсесласа» с незапамятных времен. Даже я не помню те времена. Прекрасно, а сейчас, Пол, Робин и все остальные, как насчет рождественского пунша?