Восходящее солнце Астерии: Змеиный холм
Шрифт:
Девочка понятия не имела, откуда украшение взялось в их доме. Ее не покидало чувство, что раньше с ними жил кто-то еще. Тот, кто хорошо знал семью Братисов. Его лицо будто застилала дымчатая пелена, но сердце чувствовало, что это был последний осколок разбитого зеркала с семейным отражением. Маленький острый кусок затерялся где-то глубоко в памяти. Без него невозможно было восстановить зеркальную гладь, а значит и семейные узы, которые держали их вместе.
Стортхем – главные башенные часы города пробили одиннадцать часов. София вздрогнула от неожиданности. Представление должно было начаться именно в это время. Часы находились на главной площади, которая загудела бурными овациями. До девочки они долетели лишь эхом. Она знала,
– Представление уже началось! – прервала София родителей, которые до сих пор спорили.
– Мы никуда не идем, – ответил Джек и схватил жену.
Она вырвалась и сложила на груди руки, словно выстроила перед собой невидимую стену.
– Нет! Идем! – сказала София, хватая родителей.
Ее детский печальный взгляд пробил брешь в призрачной каменной кладке перед Мэри. Сердце матери не выдержало, и она обняла дочь, словно видела ее впервые.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – сказал Джек, когда на них пролился лунный свет.
Даже небесное светило смогло пробиться сквозь сумрачный купол и одарить семью своим мерцающим сиянием. Будто лучом надежды сквозь крик боли и отчаяния.
– Пойдем и посмотрим на этих шутов, – согласился Джек.
Глаза Софии наполнились слезами. Всего один семейный праздник – это все, что могло желать ее детское сердце. Она взяла под руки своих родителей, и они вместе прошли по центральной улице Вердиктон, где не было ни души. Чтобы сократить путь семья свернула в темный проулок, куда не попадал солнечный свет даже в самый ясный полдень. Не стоило переживать, что какие-то бродяги решат поживиться содержимым в их карманах. Все потенциальные жертвы воров были уже на площади или у себя дома, где мирно спали в своих кроватях.
Оставался всего один перекресток. Послышались песни и крики восторженной публики. Вдруг густой туман перекрыл им путь. Он стелился по земле тончайшей вуалью, поднимаясь до самых остроконечных крыш домов. Свет луны угасал с каждой секундой, пока тьма не укатала улицы словно покрывалом.
– Что за чертовщина? – спросил Джек и остановился, прищурив взгляд.
София и Мэри прижались к нему. В их глазах читался страх, который быстро перерастал в панику. С виду туман казался совсем обычным. Как тот, что приходит по утрам, как только выглядывает солнце. Но все инстинкты трубили в один рог. То, что туман скрывал, заставляло сердце Софии биться чаще.
– Нужно было идти домой, – сказала супруга. – Вот вечно ты меня не слушаешь Джек!
Муж хотел возразить, но не успел. Страх украл у него дар речи. Джек повернулся и увидел слабый свет, словно в конце улицы зажгли фонарь. Он парил над землей и медленно приближался. Из-за тумана были видны только очертания силуэтов. Они словно плыли по воздуху.
«Бежать».
Мысль прокралась в голову каждого. Не будь их фамилия Братис, если бы Джек подумал иначе. Он не стал спорить с самим собой и пошел в противоположную от незнакомцев сторону. Пальцы крепко сжимали потную ладонь супруги. С каждой секундой свет становился ярче, а странный звук - громче. Джек ускорил шаг, пытаясь увести свою жену и дочь как можно дальше от этого места. Вдруг Мэри остановилась и вырвалась из цепкой хватки.
– София! Нет! Вернись!
Голос матери дрожал, а ноги подкашивались, когда она побежала на зеленый свет. Мэри вернулась за дочерью, которая замерла посередине улицы. Мать схватила Софию за руку и попыталась потянуть за собой, но та даже не шелохнулась.
– Бежим отсюда!
Джек быстро нагнал супругу.
– София… Она…
Язык Мэри пустился в пляс, словно бился в предсмертных конвульсиях.
– Чего мямлишь? О Боже!
Джек прикрыл дочь от зеленого мерцания и заглянул в ее глаза. Они были пусты. В них больше не было жизни. Ангельское сияние погасло. Их дочь стояла и слушала приближающийся звук. Она смотрела на зеленый свет, словно мир вокруг превратился в пустоту. Родители трясли Софию за плечи, но дочь не подавала никаких признаков присутствия. Джек попытался поднять ее на руки, чтобы унести, но резкая боль в затылке остановила его. Из глаз посыпались искры. Мужчина упал и не поднялся. Дорога покрылась инеем, и грязь сковало льдом. Это было последнее, что Джек запомнил, прежде чем провалился в туман. Густой и беспощадный.
Крик Мэри эхом пронесся по улице, но ни одно окно не открылось, чтобы впустить его в дом. Надежда на то, что женщину кто-нибудь услышит, улетучивалась как пар над кипящим казанком. Капли влаги повисли в воздухе льдинками. Туман сгущался, скрывая в себе диких зверей. Мэри кожей чувствовала их голодные взгляды и крепко держала дочь за руку. Она боялась ее отпустить.
– Это просто ужасный сон. Все будет хорошо, – повторяла Мэри снова и снова.
Она закрыла глаза и всеми силами пыталась внушить себе всю правдивость этих слов. Ей казалось, что они станут реальностью, если в них поверить. Такое могло произойти в сказках, которые родители рассказывали Софии перед сном. Но Мэри не была героиней сказочной истории, а черные призраки за ее спиной не были чей-то больной фантазией. Все, что происходило с ее семьей, реально. Каждый взгляд из тумана пронизывал насквозь и словно выворачивал внутренности Мэри на каменную дорогу. Глаза незнакомцев не были видны. Только ощущалась их злость и ненасытное желание вонзить клыки в жертву. Заставить ее кричать. Звать на помощь. Молить и рыть ногтями землю. Мать Софии была всего лишь простой женщиной, которая чувствовала себя ничтожеством. Она открыла глаза и посмотрела на свою единственную дочь. Мэри крепко обняла девочку и поцеловала ее в лоб дрожащими ледяными губами.
– Я люблю тебя, – только и успела вымолвить мать, перед тем, как почувствовала сильную боль.
Голова засвистела, будто закипающий чайник. Тьма забрала и Мэри. София даже не шелохнулась, когда из тумана вышли двое. Дымчатая пелена оказалась не единственной, кто скрывал их ото всех. Ветер вздымал полы плащей, но даже ему не дозволено было заглянуть в тень капюшонов.
– Стремление людей все драматизировать меня всегда умиляло, – раздался женский голос. – Они с легкостью могут не замечать даже самого близкого человека, но как только случится беда, то сразу начинают лить слезы, испытывая при этом ужасное разочарование. Срабатывает это не всегда, но при этом шансы детей быть замеченными значительно возрастают.
– Ты же знаешь, чувства людей меня меньше всего интересуют, – поддержал разговор мужской голос.
– Что прикажете с ними делать, милорд?
– Мне нужна только девчонка.
Мужчина подошел прямиком к Софии, переступая через тела.
– Интересно, во что превратится этот замечательный белокурый ангел, когда я с ней закончу?
Вопрос был риторическим. Незнакомец провел пальцами по щеке Софии и спрятал за ухо непослушный светлый локон. Рука, туго обтянутая перчаткой с драгоценными сапфирами, скользнула по плечу вниз и вызывающе повисла в воздухе. Это выглядело как приглашение на бал, где мертвецы танцуют вальс, а мохнатые чудовища играют в оркестре. София приняла приглашение. Из-под капюшона показалась только ухмылка. Мужчина скрылся в толще густого тумана и увел с собой девочку. Ее родители так и остались лежать на дороге. Незнакомке не нужно было объяснять, что с ними делать.
Не прошло и пяти минут, как странный звук, вселяющий ужас и панику, начал затихать. Городской воздух наполнился тишиной и абсолютным спокойствием. Туман рассеялся и теперь любой житель Гластонгейта мог даже из окна увидеть двоих, которые лежали на холодной каменной дороге улицы Вердиктон. Но никто этого не сделал и даже не заметил, как они медленно поднялись и с осторожностью огляделись вокруг. Лица родителей вытянулись. Ни страха. Ни паники. Только удивление. Если бы кто-то их увидел, то подумал, что в трактире день бесплатной выпивки.