Восхождение к любви
Шрифт:
— Инфекция?
— Ну да, я имею в виду воспаление, понимаете? Гной, опухоль и лихорадка.
— А, вот оно что, поняла теперь. Вы хотите сказать, что умеете все это? Значит, вы знахарка? Как Битон?
— Нечто вроде.
Я понятия не имела, кто такой Битон, но у меня не было ни малейшего желания обсуждать с кем-то мою медицинскую квалификацию, стоя на сыром и холодном дворе. Миссис Фицгиббонс, очевидно, была женщиной сообразительной, потому что подозвала Джейми, который уже удалялся в противоположном направлении, взяла его тоже за руку и повела нас обоих в замок.
После долгого странствования
Я на время забыла о своем подопечном ради того, чтобы погреть руки. Миссис Фицгиббонс, явно нечувствительная к холоду, усадила Джейми на стул возле камина и осторожно сняла с него остатки изорванной рубашки, заменив их теплым пледом с кровати. Она раскудахталась над его плечом, посиневшим и распухшим, и потрогала мою нелепую перевязку.
Я повернулась от огня.
— Я думаю, повязку надо отмочить и снять, а рану промыть раствором… таким раствором, который предотвратит лихорадку.
Из миссис Фицгиббонс вышла бы великолепная сестра.
— Что вам понадобится? — спросила она просто.
Я призадумалась. Чем пользовались люди для обеззараживания в то время, когда не было антибиотиков? К тому же требуется найти их в примитивном шотландском замке чуть ли не на рассвете!
— Чеснок! — радостно воскликнула я. — Чеснок и еще волшебный орех, [9] если он у вас есть. Понадобятся чистые полотняные тряпки и котелок, чтобы вскипятить воду.
9
Волшебный орех, иначе гамамелис виргинский, — кустарник с желтыми цветами; плоды настаивают на спирту и настойку используют как антисептическое и вяжущее средство.
— Хорошо, хорошо, с этим мы справимся. А не нужно ли заварить укрепляющий чай из ромашки? Мальчик выглядит так, словно ночь была для него слишком трудной.
Молодой человек и в самом деле шатался от слабости, настолько измученный, что не протестовал, когда мы обсуждали его, словно неодушевленный предмет.
Миссис Фицгиббонс скоро вернулась, неся в подоле фартука головки чеснока, матерчатые мешочки с сухими травами и разорванное на длинные полосы старое полотно. На той же мясистой руке, которой она поддерживала край фартука, висел небольшой черный котелок, а в другой руке была большая оплетенная бутыль с водой.
— Скажите мне, милая моя, чем я могу быть полезной? — бодро спросила миссис Фицгиббонс.
Я попросила ее подвесить котелок с водой над огнем, почистить чеснок, а сама обследовала содержимое мешочков с травами. Нашла и волшебный орех, и другие нужные для чая травы, а также нечто, определенное мною на вкус как вишневая кора.
— Болеутоляющее, — радостно бормотала я, припоминая сведения об употреблении трав и коры различных растений, сообщенные мне мистером Круком.
Я опустила в кипящую воду очищенный чеснок и волшебный орех, а также несколько полос полотна. Укрепляющий чай настаивался в маленькой кастрюльке возле огня. Все эти приготовления немного успокоили меня. Если я все еще не знала с уверенностью,
— Благодарю вас, миссис Фицгиббонс, — сказала я как можно уважительнее. — Теперь я справлюсь и одна, если у вас есть другие дела.
Грудь дамы-великана заколыхалась от смеха.
— Девочка моя, дел-то у меня просто по горло! Я пошлю вам сюда похлебки. Если что понадобится, зовите меня.
Она покатилась к выходу с неожиданной быстротой и скрылась за дверью.
Я снимала повязку как могла осторожнее. Накладка из вискозы прилипла к ране и отставала с легким хрустящим звуком подсохшей крови. Капли свежей крови медленно проступали по краям раны, и я попросила у Джейми прощения за то, что причиняю ему боль, хотя он не пошевельнулся и не издал ни звука.
Он слегка улыбнулся — даже не без кокетства, этак игриво.
— Не волнуйтесь, барышня. Мне причиняли гораздо более сильную боль, и делали это люди совсем не такие красивые.
Он наклонился вперед, чтобы мне удобно было обмыть рану отваром чеснока, и плед соскользнул с его плеч.
И я воочию убедилась, что его слова были несомненной констатацией факта: ему причиняли невероятную боль. Верхнюю часть спины сплошь покрывали пересекающиеся побелевшие рубцы. Его жестоко пороли, и не один раз. В тех местах, где рубцы пересекались, образовалась белесоватая келоидная ткань, а там, где кнут хлестнул дважды по одному и тому же месту, виднелись неправильной формы пятна и даже углубления в коже.
Я, разумеется, повидала на своем веку немало ран и травм, будучи военной медсестрой, но в рубцах, увиденных мною сейчас, было нечто особенно жестокое. Мое дыхание, как видно, выдало волнение, потому что Джейми обернулся и перехватил мой остановившийся взгляд. Он передернул здоровым плечом.
— Красные мундиры. Выпороли меня дважды в одну неделю. Они сделали бы это дважды и в один день, но побоялись, что убьют меня. А какая радость пороть мертвого?
Продолжая промывать рану, я старалась, чтобы голос мой звучал ровно:
— Не поверила бы, что существуют люди, которые делают подобное с радостью.
— Ну да? А ведь вы его видели.
— Кого?
— Капитана красных мундиров, который содрал мне шкуру со спины. Если он не в полном смысле радовался, то уж точно был очень собой доволен. Куда больше, чем я, — добавил он с кривой усмешкой. — Его имя Рэндолл.
— Рэндолл!
Я не могла скрыть потрясения.
Холодные голубые глаза пристально уставились на меня.
— Вы с ним знакомы?
В голосе Джейми прозвучало подозрение.
— Нет-нет! Очень много времени назад я знала семью с такой фамилией. Давным-давно. — Разнервничавшись, я уронила тряпку, которую использовала в качестве губки. — Вот досада, придется ее снова кипятить!
Я подняла тряпку с пола и поспешила к камину, пытаясь за деловитостью скрыть смущение. Неужели именно этот капитан Рэндолл и есть предок Фрэнка с безупречным послужным списком, хвалимый герцогами и прочей знатью, любезный и вежливый даже во время сражений? А если так, то мог ли родственник моего нежного и мягкосердечного Фрэнка в любом колене нанести столь ужасающие знаки на спину этого юноши?