Восхождение Примарха 7
Шрифт:
А кому, как не мне повелевать эфиром?
Я едва сдержался, чтобы не сказать: «Сим-сим, откройся!»
Вместо этого я приложил щёку к преграде, почувствовал энергию, разливающуюся внутри. Отчасти это была чуждая мне энергия, в этот момент я осознал это достаточно чётко. Но в то же время это была и моя собственная стихия.
Я сосредоточился на пульсации моего собственного эфира. На звезде, мерцающей в моей груди, доставшейся мне от Антонио Сан-Донато. И затем совместив эти два различных, но перекликающихся потока,
— Вот я и пришёл.
Ничего не случилось. В смысле того, что на уровне звуков и ощущений ничего не изменилось. Перегородка просто перестала существовать. Словно мигом переместилась в иную реальность.
Тут же, быстро перебирая лапками, на разведку помчался Штопор. Остальные вскочили и мигом собрались, чтобы идти дальше.
А я стоял с закрытыми глазами, до сих пор чувствуя внутри пульсацию чуждой энергии. И я понимал, что что-то не так с источником этой энергией. Что-то сильно не так.
Вспомнились слова Марио.
«Она уже прошла последней тропой, если ты понимаешь, о чём я…»
И та сила, что верховодила тут, всё ещё могла многое, но тоже готовилась пройти последней тропой, если вы понимаете, о чём я. Что бы не создавало эфир, оно умирало.
Сделав шаг, мы поняли, что нам сильно повезло. За ближайшим поворотом, буквально в метре от зелёной поляны с цветами, залитой солнцем, находилась ещё одна ниша. Сейчас она оказалась открыта, но когда-то очевидно точно так же преградила путь некой экспедиции.
— Боги мои, — воскликнула Белла, закрыв рукою рот. — Что тут произошло?
— Ожидание, — ответил ей Кропоткин, прикоснувшись к черепу одного из сидящих скелетов. — Слишком долгое ожидание.
Собственно, совершенно сохранный скелет был только один, и он сидел ближе всего к несуществующей теперь перегородке. На нём оставались полуистлевшие обноски, по которым можно было предположить, что принадлежали они индейцам, не то майя, не то ацтекам, а, может быть, и инкам. Большая часть костей оказалась раздроблена и лежала кучей в стороне.
— Их пожрали те твари? — поинтересовалась Катерина, хотя по её виду можно было точно сказать, что ответ ей знать не хотелось.
— Нет, — Кропоткин покачал головой, из последних сил пытаясь скрыть правду, но она из него выплеснулась вопреки его желанию. — Следы зубов на костях — человеческие. Они слишком долго ждали, и в итоге один пожрал всех.
Вслед за этим последовало долгое молчание, которое прервал Марио.
— Это во многом суть человечества, — сказал он, вытирая глаза. — Иногда мы ничем не лучше тех тварей, с которыми боремся. А иногда даже хуже.
— Я с тобой не согласен, — ответил я, беря его за плечи. — Лишь у человека сострадание развито достаточно, чтобы вид развивался, несмотря ни на какие внешние угрозы. А частные случаи в экстремальных условиях не показатель. Они показывают нутро отдельных представителей. Поэтому никогда нельзя судить обо всех по нескольким экземплярам.
Он кивнул мне, и я почувствовал, что смог повлиять на его мнение. Хоть и не сильно.
Так как я был увлечён разговором с Марио, я не сразу заметил, что что-то неладное творилось с Архосом. Хотя должен был бы догадаться.
Он привалился к стене, но не так как остальные, хоть и устало, но всё-таки с уверенностью в том, что сейчас отдохнут. Он рухнул практически кулём и откинулся на стену, закрыв глаза. Лоб его покрывала испарина.
Белла, сидевшая рядом с ним, наполнила крышку от термоса горячим глинтвейном, подогретым благодаря стараниям Вали, и подала его Архосу. Для того, чтобы он заметил, что о нём пытаются заботиться, бабушке пришлось несколько раз ткнуть его в плечо.
Только тогда он открыл глаза и попытался принять горячее питьё. Но руки его настолько дрожали, что он не мог взять кружку без риска расплескать всё её содержимое.
Тогда Белла решила напоить его самостоятельно. Попутно отметив крупные капли пота, выступившие на лбу.
— Что с тобой, дорогой мой друг? — спросила она, когда Архос сделал несколько глотков и с благодарностью кивнул ей. — Ты выглядишь не очень хорошо.
— Чувствую себя, как герой русских сказок, только с иной последовательностью, — он попытался улыбнулся, но вместо этого на его лице вышла только вымученная гримаса.
— У тебя, кажется, бред начинается, — проговорила Белла, с озабоченным лицом стирая своим платком пот со лба Архоса. — Я сейчас Никите скажу.
— Да нет, — он всё ещё пытался скрывать, насколько ему на самом деле плохо, — это я просто шутить не умею. Имел в виду, что «кипящее» молоко было ещё ничего, ледяной холод — терпимо, а вот сейчас такое ощущение, что я медленно варюсь в кипящем эфире, и с меня потихоньку слезает кожа. Но это и к лучшему, готовлюсь помолодеть для вас, несравненная Белла.
Но бабушка юмор не оценила, а позвала меня.
— Никита, Никита! — я как раз только что закончил с Марио, поэтому поднялся и подошёл к ней. — Архосу плохо. Мы что-то не предусмотрели.
И, как только я склонился к нему, так сразу понял, в чём дело. Архос — порождение магии аэрахов, которая находится в постоянном конфликте с эфирной магией. Другое для меня осталось загадкой: почему он до сих пор ничего не сказал мне и хорохорился, делая вид, что всё нормально.
Что делать? Времени на то, чтобы примирять Архоса с эфиром, сейчас не было. Но у меня уже была магия, которая не входила во внутренний конфликт.
Я обмотал своего наставника эфирными зеркалами, и ему на глазах полегчало. Но я решил перестраховаться и подвесил на зеркала уменьшающие линзы, чтобы воздействие эфира, попадающего в непосредственную близость к Архосу, было бы минимальным.