Восхождение
Шрифт:
В храме, исповедников заметно поубавилось. Четверо иеромонахов принимают исповедь. Мы присаживаемся на освободившуюся лавочку.
Один за другим исповедники уходят от парчевых аналоев. Одни со счастливыми улыбками облегчения, другие 3/4 с мокрыми от слез лицами. Я прочитываю Покаянный канон, Канон Ангелу хранителю. Вспоминаю и дописываю в хартию грехи. Наша очередь продвигается, и во мне начинает нарастать волнение. Много всего нужно мне выяснить, слишком серьезные вопросы терзают меня... Я сижу и все вписываю и вписываю свои грехи в листочек. Чтобы меньше осталось для ответа на мытарствах.
Мытарства... О! как противится наша «образованная» душа принять эти страшные, посмертные экзамены. С какой подобострастной готовностью принимает она подсунутые нам
...Григорий уже исповедался, Борис с Андреем разошлись спать, а я все пропускаю свою очередь и жду, может быть, придет все-таки старец. На часах уже пол-двенадцатого. Передо мной в истаявшей очереди остается один Саша. Вот он робко подходит к аналою, и батюшка склоняет к нему свою большую голову с высоким лбом. Они вполголоса говорят. Храм пуст. Мы здесь последние. Женщины протирают пол и чистят подсвечники. Вот Саша встает на колени, его голову накрывает епитрахиль, и вот он уже, шмыгая носом, опустив глаза, проходит мимо меня.
Я вздыхаю, крещусь и подхожу к батюшке. Перечисляю свои грехи под гулкие удары сердца и жар стыда. Чувствую себя последним человеком на земле, гадким и подлым; грязным, «аки свиния, во калу лежащая». Но с именованием каждого греха будто заноза выходит из сердца, и оно замирает в ожидании суда: простится ли? отпустит ли батюшка грехи именем незримо стоящего здесь Иисуса Христа?
Дальше, весь в испарине, поднимаю глаза, и меня будто обволакивает взгляд монаха, пронизывающий, видящий всю мою подлую душу до самого ее черного дна. Заикаясь, прошу разрешить мои вопросы. Он тихо спрашивает мое имя. Обращается ко мне, как к ребенку, бережно и с любовью. Он советует мне, как лучше молиться, как вести себя в семье, с друзьями и недругами. Походя, затрагивает вопросы, о которых я ему не говорил. Боже, откуда он все знает? Он видит меня насквозь, он видит весь мой путь с самого детства. Его тихие слова без малейшей доли осуждения проникают в каждую клетку моего мозга, в каждый уголок сознания, освещая все новые и новые греховные завалы. Я каюсь в том, о чем забыл уже давным-давно, но это, оказывается, терзало меня и гвоздями прибивало к грязной холодной земле.
Задаю вопрос о книге Даниила Андреева «Роза мира». В свое время эта книга очень сильно подействовала на меня. Мне казалось, что благодаря ей я и пришел в православие, поняв величие Иисуса Христа. Но во время чтения что-то постоянно настораживало меня в этой книге. В ней спокойно уживались на небесах все религии, у каждой имелся свой храм. Это никак не вязалось со словами о том, что никто не придет к Отцу Небесному, как только через Иисуса Христа.
Батюшка выслушивает меня спокойно и говорит, что ему часто приходится говорить с людьми, читавшими эту еретическую книгу. И все они отличаются одним свойством: сильнейшая гордыня и неуважение к Церкви. А это никак не соответствует смиренному духу православия. А что касается того, с помощью чего приходит человек к Богу, продолжает он, так иные приходят через блуд, вдоволь измаравшись и настрадавшись. Так что же, блуд благодарить?.. Это Господь Своим проведением любое зло оборачивает нам на пользу.
Долго я еще говорю с этим мудрым добрейшим монахом. Наконец, мою склоненную голову накрывает епитрахиль, и я слышу долгожданные слова разрешительной молитвы: все перечисленные грехи сгорают сейчас под этой полосой ткани с крестами. Батюшка допускает меня к причастию. Я гляжу на часы и снова удивляюсь: два часа ночи. Моя исповедь продолжалась около полутора часов.
Не чуя под собой ног, иду по тропинке от монастыря к скиту. Надо мной раскачиваются вековые сосны. На небе нет ни единой звезды, ночь окутывает меня темным покрывалом, а мне, очищенному от скверны, кажется, что вокруг сияет и переливается свет. Рука нащупывает в кармане деревянные четки и вдруг сама по себе Иисусова молитва начинает твориться моими устами: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!». Спать совершенно не хочется. Молитва продолжает твориться уже в уме. Я открываю тяжелую дверь общежития. Здесь послушник-вахтер стоит в своей будке, низко опустив голову перед иконами. Тихо, чтобы не помешать, прохожу в нашу келью. В темноте нащупываю свою кровать, раздеваюсь, ложусь и долго еще лежу в темноте, охваченный волнением и круговым движением молитвы. Наверное, светлые ангелы водят меня в эту ночь по небесным обителям...
Утром просыпаюсь под звон колокольчика и первая мысль 3/4 о литургии, которая сейчас начнется в храме. Выхожу из кельи, в тупике коридора разглядываю друзей, которые вместе с послушниками и строительными рабочими стоят на молитве. После утреннего правила некоторые уходят, остальные читают каждый свое. Хорошо здесь стоять со своими. Молитва идет не рассеянно, легко и радостно. Земные поклоны разогревают и прогоняют вялость.
Литургия снова уносит нас в небесные выси. Дьякон доверяет мне читать помянник 3/4 книжку с именами людей, поминаемых по запискам, поданным на литургию. Сотни имен, но не дай Бог хоть одно из них пропустить!..
Старец о.Илий ступает по расстеленной ковровой дорожке, и мы кланяемся ему, взявшему на себя тяжелое бремя старчества. Но как мощно и торжественно звучит под сводами храма наше всеобщее, соборное, в сотни голосов «Верую...»! Как сильно звучат голоса молодых и крепких монахов с длинными бородами. В страхе с ощущением величайшего таинства падаем ниц, когда священник призывает Духа Святого снизойти на хлеб и вино, претворяя эти рукотворные дары в Святые Дары причастия величайшей из тайн на земле. Сам Бог в это время снисходит в храм, во все храмы, где идет литургия. Сам Бог в это время здесь, в этих стенах, среди нас!
Причастие мы принимаем у старца о.Илия, к нему же подходим и на отпуст прикладываться ко Кресту. Седенький старец с ясными детски-чистыми глазами излучает светлую доброту и любовь. Руки его благоухают ладаном. Его заботливо поддерживает келейник. Следом за нами причащается и прикладывается ко Кресту и юный воспитанник Григория 3/4 бывший хулиган Саша. Тепло и свет от причастия разливается по всем уголкам тела и души. Это отражается на лицах. Мать со слезами умиления наблюдает судьбоносные метаморфозы сына и благодарно взирает на сурового бородатого моего друга.
Ну вот и подходит к завершению наше пребывание в Оптиной. Напоследок прикладываемся к святым мощам и иконам, ставим свечи, вкушаем просфоры, пишем записки у свечного ящика, заказываем молебны и сорокоусты. Мы уедем, а монахи будут молиться за нас и наших близких.
Меня всегда удивляла вот эта обыденность, с какой мы все приобщаемся к таинственной и светоносной молитве Церкви за нас, грешных. Вроде бы так просто: пишешь записку с именами, отдаешь ее на свечной ящик, кладут ее в пачку таких же листочков. А вот дальше... трудно даже представить себе, что происходит дальше. Имена эти зачитывают в алтаре во время литургии. За этих людей приносится бескровная жертва. Душа человека омывается Кровью Христовой. А имена их вливаются в мощную, могучую молитву, возносимую всей Церковью Христовой за всех и каждого.