Восхождение
Шрифт:
Мы даже не в силах представить себе мира, в котором нет Тебя. Ведь Ты всегда с нами, внутри и вокруг нас. Как это жить без Тебя, Господи? Как это не видеть света Твоего, не греться теплом Твоим, не дышать воздухом Твоим, не питаться едой Твоей 3/4 этими вещественными символами любви Твоей? Как не иметь надежды, веры и любви, которыми Ты оживляешь души наши? Все мы Твои, Господи, зная или не зная того. Тобой родимся, Тобою живем, к Тебе идем, Тобою принимаемся и после смерти.
Господи, я малый и недостойный один из сынов Твоих. Я 3/4 ничтожная песчинка в беспредельном океане Твоей любви. И если Ты дал мне возможность любить людей Твоих и молиться за них, то несомненно для того, чтобы простить и помиловать
Прости нас, Господи, и за дела наши, и за мысли, и за мечты греховные, но только по милости Своей, как Отец глупых, обманутых и непослушных детей Своих. Не помяни наши помрачения и зло. Но узри в глубине душ наших то наше чистое босоногое детство, от воспоминания которого у каждого теплеет в душе. Прими за молитву к Тебе наши любования красотами вселенной Твоей. Мимолетные улыбки радости всему светлому и чистому 3/4 прими за славословие наше, Тебе приносимое.
Я встречал множество людей, Господи. Разные они, как разным и я бываю на каждый день и час. Но не встречал я еще людей, в которых нет тяги к любви, свету и радости. Все мы хотим быть хорошими, только по-разному понимаем это. Только ты, Господи, все понимаешь и знаешь истинно, только Тебе доступны самые потаенные движения душ наших. Под слоями грязи и лжи, под самолюбием и самообманом 3/4 узри, Господи, в самой глубине наших сердец ту частицу Себя Самого, которую Ты вложил в нас для жизни вечной. Этой дивной тайной живем от первого дня до последнего.
Ну, посмотри на нас, Господи! Вот мы все 3/4 перед Тобой. Посмотри на этих солдатиков, только вчера оторванных от мам своих. Два года их будут мять и прессовать, бить и издеваться над ними. Пожалей их, Господи, и помоги. Посмотри на Костю и Степана, на Петра и двоих Александров 3/4 это же дети. Они любят пошалить, как дети, пошутить. Их игрушки весят многие тонны, но для них это те же игрушки. Как выжить им в этом жестоком мире без этих грубоватых шуток, без того, чтобы радоваться любой малейшей возможности пошутить да посмеяться. Не суди их строго, Господи. А Михалыч… Ведь это находка в любом большом деле. Такие люди работают, не жалея себя. Ведь он больной насквозь: и почки с камнями, и нога сломанная болит в непогоду, и сын его пьет, а внук ручку недавно сломал. И он все это смиренно носит в себе, Господи! Для кого он сейчас все это делает? Не для себя же… Все для людей. Все для детей этих людей.
Вот они перед тобой, Господи, люди, которых Ты дал мне любить и молиться за них. И даешь мне понять, что эта молитва неумелая угодна Тебе, нашему Отцу и Создателю. И если я всей своей грешной страстной душой жажду прощать и любить их, то как же Ты, Господи, принявший за нас смерть крестную, желаешь им Своего милостивого прощения.
Сейчас… В этот самый миг я готов умереть за них, за каждого из них. И если Ты хочешь, то дай мне сейчас, пока я в силе этого моего решения, дай мне мученическую смерть за них, ради их спасения.»
Стою в полной тишине. Абсолютно один во всем мире. Один на один с великой и непостижимой Любовью. И совершенно серьезно жду смерти… Если сейчас, в этот миг придет она в облике вполне конкретного человека, я не удивлюсь, только попрошу несколько минут для последней покаянной молитвы.
Я стою и жду смерти. И нет ничего ни во мне, ни вокруг 3/4 кроме всезаполняющей, всепрощающей, всемилующей Любви. Я мало что понимаю в этой жизни. Больше того, я почти ничего не знаю. Только вот сейчас, в этот миг, протянувшийся в вечность, я совершенно отчетливо понимаю, что мы все прощены. Все люди 3/4 все до единого 3/4 которые уместились в моей душе, все, кто хотя бы мимо проходил и запечатлелся в моей памяти, все, которых знаю с детства 3/4 «…всех православных христиан», которых объяла через меня эта безмерная Любовь! 3/4 прощены, потому что так пожелал Сам Творец прощения.
Стою в полном безмолвии и проживаю эту непостижимость. Где-то там, в моей бесконечной глубине частицы духа Господа моего, горит невещественным огнем моя нижайшая благодарность. Она не выплескивается наружу, а живет в центре моего безмолвия. Я боюсь пошевелиться, хотя тела своего почти не ощущаю 3/4 оно легко, как воздух. Боюсь неверным движением души разрушить это великое безмолвие тишайшей радости слияния с отеческой любовью Творца всего и вся…
Но вот потихоньку ощущение Присутствия тает. Я наполняюсь тяжестью, усталостью и легким сожалением. Приходят звуки, движения, тени и запахи. Я возвращаюсь в прежний свой мир. Только чувствую, что мы с ним изменились. Стало светлее.
Выхожу на улицу и иду мимо работающих людей. Горят прожектора. Кажется, рабочий день уже подходит к концу. Никто меня не тревожит, будто я невидим. Вот появились первые улыбки на лицах: меня приветствуют, утешают: не волнуйся, все хорошо. Действительно, все хорошо.
Заезжаю на один из объектов «малого строительства». Дивная природа этой местности разительно контрастирует с нравами, царящими среди здешних обитателей. Бывшие чиновники ЦК, министерств, нынешние бандиты и воры 3/4 таков местный социум. И если стареющие партократы ветшают в своих развалюхах и завистливо ворчат на процветающих более молодых соседей, то последние своей пассионарной наглостью все активнее давят на чинуш и вытесняют их с теплых мест.
В семье, для которой мои ребята воздвигают огромную пристройку к дому, все эти процессы происходят внутри. Юрий Семёнович, снабженец министерства и глава рода, пытается поучать своего дитятю Семена Юрьевича, Сёму, руководителя фирмы с явным криминальным уклоном. Это приводит к ежедневным ссорам, свидетелями которых становятся мои ребята. Юрий Семёнович пытается разделить с Сёмой также руководство строительством. Сначала мой Максим нервничал от двоевластия и противоречивых указаний, но потом научился использовать это в своих интересах. Когда, например, один спрашивает, почему договаривались ставить стены в два кирпича, а он кладет в полтора, Максим вместо изложения собственных соображений об экономии и ускорении работ говорит, что так ему сказал другой заказчик. Пока те ругаются, Максим заканчивает стены и переходит к перекрытиям.
Сооружение это называется скромно 3/4 «пристройка к дому». Но если сам дом 3/4 одноэтажная избушка сороковых годов, то пристройка трехэтажная, учитывая подземный этаж, сделанный по всем правилам бомбоубежища. Предназначено подземелье под склад продовольствия на случай, должно быть, войны или голода. Чтобы получше рассчитать высоту стеллажей наши заказчики специально обмеряли ящики с тушенкой, коробки с маслом и мешки с крупами. Я им в шутку предложил предусмотреть баллон со сжатым воздухом и емкость с водой, а также сделать подземный ход к реке, на что они глубоко задумались: «а, может, и правда?..».
Прохожу по стройке с Максимом, записывая все его просьбы в блокнот, а следом плетется Юрий Семёнович и ворчит. Я вслух нахваливаю качество работ и продуманность планировки, а про себя молюсь благоверному князю Юрию. К нашему шествию примыкает еще один старичок, похожий на нашего ворчуна. Этот больше молчит и успокаивает первого, напоминая о сердце и печени. Потом он зовет нас «перекусить». Мы садимся за стол, я мысленно читаю молитвы перед вкушением пищи и глазами крещу еду на столе. Тоже делает и Максим. Второй старичок — младший брат Юрия Семёновича, зовут его Петром Семёновичем. Его вызвали из южного городка помочь со строительством. Помощь его, как я понимаю, заключается в приготовлении пищи и присмотром, чтобы мои орлы чего не стащили.