Восхождение
Шрифт:
С тех пор, как переступил я ту заветную черту и стал двигаться вперед, меня не оставляет подсознательное предчувствие светлого будущего.
Нет, не гладок мой путь и непрост. Доводится мне и падать, и набивать шишки 3/4 этого до сих пор немало. Только поднимался я, отряхивался и шел вперед 3/4 к свету.
Раньше сравнивал себя с другими, находил, в чем я их сильнее, и этим поднимался над людьми и подавлял их, упиваясь превосходством. Сейчас сравниваю себя с бесконечным Совершенством, отдаю себя восхищению Его величием 3/4 и взамен мизерной утраты своего самолюбия получаю дары столь богатые, что
Строитель
Сдача объекта в эксплуатацию 3/4 дело хлопотное и неблагодарное. Комиссия заседает в отделанной убранной квартире, а мы с Федотычем «воюем» на теплокамере. Вообще-то парень он неплохой и работать с ним можно, только иногда с ним случаются странные завихрения, которые всех раздражают. Вот, например, сейчас стоим с ним и разглядываем совершенно идеальную теплокамеру. В моей руке акты сдачи работ, которые он должен подписать, а я 3/4 отнести на заседание комиссии и вложить в папку сдачи объекта. Теплокамеру своими руками строили для себя самих будущие жильцы дома, ставшие на время строителями для получения жилья. Загляденье, конфетка, а не теплокамера! Ну, не к чему придраться. Ан, нет, Федотыч стоит набычившись, надув и без того развесистые сливовые губы, и на все мои вопросы отвечает: «Не приниму!»
Подбегает к нам взволнованный Никитович и по-простому сует ему деньги, но Федотыч глубоко вздыхает, еще больше надувает губищи и снова: «Не приниму!» Подбегает возбужденный участковый Виктор Иванович, орет на нас, что мы последний акт задерживаем, комиссия, мол, уже «готова и созрела для подписи!...». Федотыч еще глубже вздыхает и снова: «Не приниму!»
3/4 Не! Ты скажи, Федотыч, в конце концов, все мы люди, и я понимаю, что пришел твой звездный час. Понимаю, что тебе нужно с него что-то наварить, 3/4 участковый гулко лупит себя в грудь кулаком, покрываясь красными пятнами. 3/4 Это где-то даже понятно. Не ясно только чего ты хочешь: стакана, денег, по лицу… Говори, несчастный, говори!
3/4 Сам такой! 3/4 изящно парирует Федотыч. Еще больше надувает губы и супит брови. 3/4 Не приниму…
3/4 Сейчас вызову скорую психиатрическую помощь и самолично сдам тебя, 3/4 надрывается участковый. 3/4 В ресторане стол уже накрыт. Горячие закуски стынут, водка выдыхается, а ты, а ты… тьфу на тебя!
3/4 Не приниму…
3/4 Ладно, Федотыч, я хотел с тобой по-хорошему… Димка, давай мне этот …акт.
Участковый хватает бумажки и вприпрыжку бежит в подъезд, где заседает комиссия. Через минуту гробового нашего молчания под пораженческое сопение упрямца распахивается окно, и Василий Иванович, размахивая актами, победно кричит:
3/4 Федотыч! Твой начальник за тебя все подписал. Видишь, чудо в перьях! Так что на банкет с нами не пойдешь!
Ладно, начальство пусть себе крючки в бумажках рисует и банкет кушает, а у нас тут дел еще 3/4 непочатый край. Вот уже 3/4 извольте видеть 3/4 с разных сторон, видя мое освобождение от сдаточно-комиссионных дел, бегут ко мне затаившиеся было в укромных местах прорабы разных субчиковых пород: отделочники, газовики, водопроводчики… Со всех сторон на все голоса звучит: «Сергеич! Дмитрий Сергеевич! Димка! Димуля! Генер-р-ра-а-ал!» Последнее 3/4 не мое воинское звание, увы, а всего-то сокращенное «генеральный подрядчик».
Спустя несколько часов, решив десятка три вопросов, выдержав канонаду упреков, требований и просто оскорблений, смотрю на часы, констатирую переработку на полтора часа и запрыгиваю в кабину персонального автомобиля.
3/4 Вась, увези меня, пожалуйста, отсюда в тишину. Куда угодно, только в тишину.
3/4 Поехали, 3/4 понятливо кивает мой добрый водитель и выруливает на трассу.
Едем мы с полчаса по шоссе, по обе стороны мелькают деревеньки, и я думаю, почему они так упорно жмутся к дороге. Неужели не разумно было бы им стоять в тишине полей и лесов? Задаю этот вопрос водителю.
3/4 Так ведь здесь продавать лучше, 3/4 пожимает плечами Василий, 3/4 Вырастил что на земле, выставишь на дорогу и продается.
3/4 А тишина? А воздух? Неужели им этого не надо? Неужели лучше, чтобы под твоими окнами гудели и выбрасывали тонны газообразной грязи автомобили?
3/4 Может быть, им выгода дороже чистоты и покоя.
Наконец, машина сворачивает в лес. Здесь дорога, хоть уже, но асфальтовая. Василий вопрошающим взглядом ищет у меня одобрения. «Дальше и глубже», 3/4 командую. Снова сворачиваем в глубь леса по узенькой гравийной дорожке. По сторонам 3/4 смешанный лес. Водитель сбавляет скорость. За деревьями мелькает просвет. Мы направляемся туда. Выезжаем на пригорок.
Здесь в окружении густого леса стоит полуразрушенная кирпичная церковь. Вокруг 3/4 руины. Приближение нашего рокочущего красномордого зверя взметает ввысь стаю испуганных птиц. Мы выходим, крестим лбы и молча взираем на это неожиданное чудо. По всему видно, здесь когда-то стоял небольшой монастырь, да порушили его. Не добрались только до церкви, хотя со временем и ей досталось. От прежней непорочной белизны остались грязно-белесые пятна штукатурки по щелястому красному кирпичу. Над куполом 3/4 деревянный восьмиконечный крест, проволокой на скрутке привязанный к основанию прежнего, золотого.
Навстречу нам выходит тощий монах в латаной-перелатаной рясе с седоватой всклокоченной бородой и доброй улыбкой. Из-под темно-серого сатинового фартука он достает иерейский крест на цепи и бережно прижимает его к груди. «Мир вам, дети мои», 3/4 слышим негромкие слова и по очереди подходим под благословение. Рука его исцарапана, суставы опули, на ладонях толстые шершавые мозоли. Вблизи заметна тонкая розовая пыль, покрывающая одежду его и волосы.
3/4 Вы, я вижу, верующие? 3/4 спрашивает монах.
3/4 Да, вроде… 3/4 пожимаем плечами.
3/4 Тогда давайте помолимся вместе, 3/4 полувопросительно предлагает он и добавляет: 3/4 И я с вами отдохну.
Следом за монахом идем по кирпичному щебню внутрь храма. У открытых царских врат останавливаемся. Монах на стареньком аналое зажигает свечу и теплое ее сияние из полумрака выхватывает несколько икон и царящую вокруг разруху. Расчищено небольшое место у иконостаса и алтарь. Монах нараспев читает часы, заполняя пространство храма хрипловатым, но сильным голосом.