Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.
Шрифт:
— Скорее всего, не спрашивал.
— А вы, его друзья, что по этому поводу думаете? Собирались же, советовались, наверное?
— Пока почти никаких догадок.
— Почти?
— Настя Боярская… Она хоть и жена Андрея Десницына, но фамилию носит свою.
— Я знаю. Я все о всех вас знаю.
— Так вот, она и Андрей снова были у профессора, и он им сказал, что Вадиму каким-то образом дал о себе знать Корнелий Телушкин. Тот самый, из-за которого Вадим на скамью подсудимых угодил.
— Неужели снова объявился этот авантюрист?
— Леонид Александрович
— Меня она тоже тревожит. Я немного знакома с делом Телушкина, он очень опасный человек.
— Думаете, наказание так ничему его и не научило?
— Если бы все отбывшие наказание исправлялись, мы давно уже покончили бы с преступностью. Во всяком случае, сократили бы ее во много раз. К капитану Крамову вы не обращались?
— Обращались. Это он установил, что Вадим уехал куда-то из Москвы. Он же сделал официальный запрос в Управление внутренних дел нескольких городов. Но нужно, видимо, искать не столько Маврина, сколько Корнелия Телушкина.
— Я тоже так думаю. Завтра поговорю об этом кое с кем.
— У вас, наверное, есть и другие дела?
— У меня сейчас каникулы. Хотела, правда, съездить к тетке в Николаев, но это успеется.
— Если вы из-за Вадима только…
— А вы считаете, что этого недостаточно?
Олег смущенно молчит, не знает, что ответить.
— Зачем же вы тогда пришли? — снова спрашивает Татьяна. — Я поняла, что за помощью.
— Скорее, за советом. Мы не имеем никакого права нарушать ваши планы.
— Сейчас для меня важнее всего разыскать Вадима, и я никуда не уеду, пока мы его не найдем. Завтра постараюсь встретиться с Крамовым и бывшим моим начальником подполковником Лазаревым, попрошу их помочь.
Татьяна хотела позвонить капитану Крамову сразу же, как только ушел Олег, но, взглянув на часы, раздумала. Было слишком поздно. Отложила на утро. Когда ложилась в постель, вошла мама. Татьяна сразу догадалась зачем, хотя мама начала издалека.
— Ты еще не спишь? Давно у тебя хотела спросить, чем объясняется неуважение некоторых представителей нынешней молодежи к старым людям с точки зрения криминалистики?
— К криминалистике это не имеет отношения, — снисходительно улыбнулась Татьяна, решившая, что мама имеет в виду неуважение к ней лично. — Старых людей никто ведь не убивает за то только, что они старые. Это проблема этическая, а не криминалистическая, что ты и сама отлично понимаешь.
— А по-моему, и криминалистическая, — стояла на своем мама. — Если бы дети слушались своих родителей, которых они всегда считают старыми и потому глупыми, меньше было бы и преступлений.
— Ну в этом ты, может быть, и права. А отношение к старикам, вернее, к старым людям, конечно, уже не то, что было когда-то. Я имею в виду не начало века, а гораздо более раннее время, когда еще не было письменности. Тогда старики были передатчиками накопленного племенем опыта, знаний, традиций. Выживание племени в ту пору зависело от стариков в гораздо большей степени, чем от молодых, но неопытных. Ну, а потом чтили стариков уже по традиции…
— Которая ныне выдыхается, —
— На меня-то ты не можешь пожаловаться…
— Могу, могу и на тебя. Почему о неожиданном визите Рудакова мне ни слова?
— Он по делу, мама.
— Но ты ведь теперь не в уголовном розыске.
— Это особое дело… На этот раз ни о грабеже, ни об убийстве не идет речь. Пропал несчастный человек, и я должна помочь его друзьям найти его.
— Только и всего?
— Да, пока только это. И очень тебя прошу — не спрашивай меня больше о Рудакове.
Конечно, не надо было так с мамой, она очень огорчилась, но что еще могла сказать ей Татьяна о своих взаимоотношениях с Рудаковым?…
5
В половине девятого Грунина звонит Крамову домой, но капитан, оказывается, уже уехал в райотдел.
«Поеду-ка я к нему без звонка, — решает Татьяна. — Поговорю заодно и с Лазаревым».
Капитана Крамова Татьяна застает в его кабинете. Совсем недавно это был ее кабинет. Собственно, небольшая комнатушка с солидным названием: «Кабинет старшего инспектора райотдела». Тут все ей так хорошо знакомо, будто она только что вернулась из обычного отпуска и снова сядет сейчас за этот старомодный стол с поцарапанным настольным стеклом, придвинет поближе телефон и начнет обзванивать нужных ей людей. Крамов ничего тут не изменил и не переставил, появилась лишь пепельница, полная окурков.
— Татьяна Петровна! — радостно восклицает Крамов, поднимаясь из-за стола. — Очень рад вас видеть!
— Я тоже очень рада, Аскольд Ильич, — протягивает ему руку Татьяна. — Я к вам в связи с исчезновением Вадима Маврина. Вы ведь об этом знаете уже…
— Кое-что даже предпринял. Но пока ничего существенного. Бесспорно лишь то, что он ушел из дома наспех. Взял с собой только самое необходимое.
— А что вы имеете в виду под самым необходимым?
— Из трех своих костюмов взял один сорочки, нательное белье и обувь…
— А пальто?
— Макинтош.
— Все Варино осталось, конечно?
— Кроме ее маленького портрета, висевшего на стене. Забрал еще все ее фотографии из альбома.
— А когда примерно ушел?
— Соседка видела его с чемоданом около десяти вечера. И был он не один. С ним из его квартиры вышел еще какой-то мужчина в темном костюме. Лица его в сумерках она не разглядела.
— Куда направились, не обратила внимания?
— Она видела их на площадке лестничной клетки.
— Евгению Николаевичу докладывали?
— Докладывал.
— Ну, я тогда зайду к нему и, может быть, помогу вам в этом деле.
…Начальник районного отдела внутренних дел подполковник Лазарев идет ей навстречу, сияя радостной улыбкой.
— Приветствую вас, дорогая Татьяна Петровна!
— А почему не как прежде — Танечка? — смеется Грунина. — И без обычного вашего: «Вы все хорошеете»?
— Так вы же сердились на это…
— Теперь не рассержусь. Я очень, очень скучаю по прежней своей работе, Евгений Николаевич. Может быть, напрасно ушла от вас…