Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.
Шрифт:
— Я тоже так думаю, Евгений Николаевич. Ну, а зачем ему нужны такие мастера, как Ямщиков? Не крестики же для верующих штамповать? На этот раз задумано что-то покрупнее.
— Нельзя это как-нибудь связать с интересом Каюрова к монетам из коллекции профессора Кречетова? — спрашивает Лазарев обычным своим тоном, но Татьяна догадывается, что такая мысль пришла к нему не вдруг.
— И мне показалось, что какая-то связь тут несомненна. Грачев, однако, не взял монеты, принесенные ему сегодня утром Мавриным.
— А не мог он догадаться, что они не
— Не думаю. Мы не сомневались, что за Мавриным будут следить, и потому действовали осторожно. Вадим с Варей действительно ведь ездили к Кречетову и провели у него весь вечер, так что у Грачева не должно быть никаких сомнений, что монеты эти профессорские. Он, однако, лишь подержал их немного в руках и сразу же вернул, сказав: «Пусть они у Вари и останутся, раз их ей любимый дядя подарил».
— Как же нам теперь это понимать? Похоже все-таки, что насторожило его что-то…
— Если и насторожило, то не подлинность принесенных Вадимом монет, — убежденно заявляет Татьяна. — Скорее всего, Грачев сообразил, или, может быть, его надоумил кто-нибудь, что чеканка фальшивых иностранных монет дело невыгодное.
— Почему вы говорите об одном только Грачеве? Разве он может что-нибудь без Каюрова?
— Может, Евгений Николаевич! — восклицает Татьяна. — Может, потому что главным у них, скорее всего, именно он!
Подполковник Лазарев некоторое время молчит, снова принимаясь отстукивать телеграфную дробь карандашом по столу.
— Я не вижу пока достаточных оснований к такому выводу, — произносит он наконец, отбрасывая карандаш. — Если допустить лидерство Грачева или, говоря юридическим языком, считать его не исполнителем, а организатором готовящегося преступления, то ведь в соответствии с этим…
— Я все понимаю, Евгений Николаевич, — торопливо прерывает Лазарева Татьяна, — и не предлагаю ничего пока изменять, нужно только иметь в виду и такую возможность.
— Против этого не может быть никаких возражений, — кивает головой Евгений Николаевич. — Следует даже поблагодарить вас за еще одно ваше достоинство — за благоразумие. Ну, а теперь давайте рассмотрим ситуацию: Каюров — Десницын. Вы докладывали мне, будто какая-то подозрительная, по словам Андрея Десницына, личность посетила недавно в Благове его деда Дионисия, бывшего профессора Благовской семинарии.
— Мало того, Евгений Николаевич, что личность эта подозрительная, я не удивлюсь, если этой «личностью» окажется сам Каюров. Пошлю в связи с этим его фотографию Дионисию для опознания. Но если даже подозрения мои подтвердятся, вне всяких сомнений, таинственный визит к нему Туза не имеет отношения к сейфам Благовской духовной семинарии. Каюров с Грачевым, как мы с вами только что решили, затевают что-то очень крупное, требующее изготовления специальных штампов…
— Каких же, однако, штампов? — разводит руками Лазарев. — В связи с интересом Каюрова и Грачева к коллекции. Кречетова, можно, конечно, допустить, что они собираются чеканить какие-то монеты… Но для этого необходимо специальное оборудование.
— Я консультировался у специалистов. Они говорят, что дело это не простое, но для опытных мошенников посильное. Не случайно же существует в Уголовном кодексе статья восемьдесят седьмая, предусматривающая преступления подобного рода. Для изготовления поддельных металлических монет необходим, во-первых, специальный штамп, а во-вторых, довольно мощный пресс. Для установки такого пресса нужно, конечно, достаточно просторное помещение. Почему бы в связи с этим не допустить, что для подобной цели Каюрову мог приглянуться особняк богослова Десницына? Старшему лейтенанту Крамову удалось установить, что Грачев взял в заводской технической библиотеке пособие по штампованию металлических изделий.
— Ну, это может быть и случайно, — с сомнением покачивает головой Лазарев.
— И я не утверждаю, что они займутся чеканкой монет. С помощью соответствующих штампов можно ведь изготовить и еще какие-нибудь фальшивые изделия.
— Тоже не исключено. А как обстоит дело с предложением Ямщикова привлечь к замыслам Туза Рудакова, чтобы иметь возможность воспользоваться оборудованием инструментального цеха?
— Не думаю, чтобы они рискнули делать штампы на большом московском заводе. Скорее всего, подыщут что-нибудь за пределами Москвы. Где-нибудь в Благове, например. Может быть, действительно у Дионисия Десницына.
— В таком случае и нам следует к этому подготовиться и продумать средства связи с Ямщиковым на тот случай, если ему придется выехать. А выедет он, по всей вероятности, неожиданно.
— Каким же образом?
— Представьте себе, что сегодня вечером или завтра, когда Ямщиков придет к Марине Грачевой, скорее всего, даже когда будет возвращаться от нее, ему предложат сесть в машину и поехать на встречу с Тузом.
— Но поблизости от него будут наши оперативные работники, которые уже не первый день…
— А он, значит, должен будет крикнуть им: «Помогите, увозят!»
— Да он вообще ничего не крикнет и никого не позовет на помощь. Не тот характер.
Сегодня Маврина просто не узнать. Он шутит, беспечно смеется и, кажется, готов все за всех сделать, хотя обстановка в конструкторском бюро, куда собрались инструментальщики после работы, не такая уж веселая.
— Вот что, друзья, — неожиданно заявляет им Виталий Пронский, когда все они собрались, чтобы приступить к рассмотрению его чертежей, — придется нам с нашей «кибернетической овчаркой» немного повременить…
— То есть как это повременить? — громче других восклицает Маврин.
— Показал я это, — кивает Пронский на свои чертежи, — одному «богу» по ведомству кибернетики и электроники, просмотрел он все очень внимательно и очень коротко изрек: «Нереально».
— Этот ваш «бог» кибернетики, — мрачно усмехается Анатолий Ямщиков, — очень напоминает мне одного, ставшего легендарным специалиста. Он безоговорочно, с помощью формул и математических расчетов, доказывал, что шмели летать не могут.