Воскрешение на Ресуррекшн-роу

Перри Энн

— Мог, — подтвердил патологоанатом. — Впрочем, вряд ли. Простите, что не смог вам особенно помочь, но тут просто не за что ухватиться.

Питту пришлось удовольствоваться этими словами. Врач был профессионалом и честно выполнил свою работу. Вскрытие ничего не доказало, зато теперь всем станет известно, что полиция что-то подозревает.

Томас боялся сообщить эту новость своему начальству. Позволив себе роскошь вернуться из больницы в полицейский участок в кебе и добравшись до места, он вышел под

дождь. Перепрыгивая через две ступеньки, взбежал по лестнице и укрылся под навесом крыльца. Там он отряхнулся, разбрызгивая воду, и наконец вошел.

Томас направился в дальний конец холла, собираясь подняться по лестнице к начальству, но столкнулся с молодым краснолицым сержантом.

— Мистер Питт, сэр!

Инспектор остановился, досадуя на задержку: ему хотелось поскорее завершить неприятную беседу с начальством.

— В чем дело? — осведомился он.

Сержант сделал глубокий вдох.

— Еще одна могила, сэр, я имею в виду, еще одна разрытая могила, сэр.

Питт замер на месте.

— Еще одна могила? — спросил он с бессмысленным видом.

— Да, сэр, осквернена, как первая. Гроб на месте, а трупа нет.

— И чья это могила?

— Некого мистера Портьеса, сэр. Точнее, Уильяма Уилберфорса Портьеса.

Глава 4

Питт не сказал Шарлотте ни о второй могиле, ни о результатах вскрытия. Эту новость она узнала два дня спустя, днем. Шарлотта только что закончила домашние дела и уложила Джемайму, когда позвонили в дверь. Поденщица, которая приходила по утрам три раза в неделю, уже ушла, так что Шарлотте пришлось самой открывать дверь.

Она была так поражена, увидев на пороге Доминика, что сначала не могла вымолвить ни слова и стояла, даже не пригласив его войти. Он так мало изменился, что, казалось, это ожившие воспоминания постучались к ней в дверь. Лицо у него было точно таким, как ей запомнилось: темные глаза, нервные ноздри, красивый рот. И поза у него была такая же непринужденная. Но теперь у нее не перехватило дыхание. Она видела и улицу, и белое каменное крыльцо соседнего дома, и деревья.

— Мне можно войти? — спросил Доминик, ощущая неловкость. На этот раз самообладание утратил он, а не Шарлотта.

Опомнившись, она смутилась от того, что держит его на пороге.

— Конечно, — сказала Шарлотта, отступая. Наверное, она выглядит нелепо. Они же старые друзья, которые несколько лет прожили в одном доме, когда он был ее зятем. Поскольку он до сих пор не женился (хотя Сара умерла почти пять лет назад), его даже можно по-прежнему считать членом семьи.

— Как вы поживаете? — спросила она.

Доминик улыбнулся, пытаясь перекинуть мостик через разделявшую их пропасть.

— Очень хорошо, — ответил он. — И, насколько мне известно, вы тоже. Я теперь

сам это вижу, да и Томас рассказывал мне об этом, когда мы встретились на днях. Он сказал, у вас дочь…

— Да, Джемайма. Она сейчас наверху, спит.

Шарлотта вспомнила, что огонь горит только в кухне. Слишком дорого отапливать еще и гостиную — да и в любом случае она проводит там так мало времени. Женщина повела Доминика по коридору, остро ощущая разницу между подержанной мебелью и дощатым полом и обстановкой в доме на Кейтер-стрит, где было пятеро слуг. Но в кухне, по крайней мере, тепло и чисто. Слава богу, она только вчера надраила плиту, а стол выскоблен добела. Нет, она не станет извиняться — не столько из-за себя, сколько из-за Питта.

Шарлотта взяла пальто гостя и повесила за дверью, затем предложила ему кресло мужа. Доминик сел. Она знала, что он пришел, потому что ему что-то нужно, и скажет все сам, когда подыщет слова. Пить чай еще рано, но он, вероятно, замерз — да и что же еще ему предложить?

— Спасибо, — сразу же согласился Доминик.

Он украдкой окинул взглядом комнату, подмечая признаки бедности. Все предметы интерьера были старые и любимые, и каждый прежний владелец в свою очередь начищал и чинил их.

Доминик слишком хорошо знал Шарлотту, чтобы пускаться в светские любезности. Он помнил, как она таскала газеты из буфетной дворецкого, когда отец не разрешал ей их читать. Доминик всегда относился к ней как к другу — скорее как к приятелю, а не к женщине, понятия не имея, что причиняет ей этим боль.

— Томас рассказал вам об осквернении могилы? — вдруг задал он прямой вопрос.

Шарлотта стояла у раковины, наливая воду в чайник.

— Да, — ответила она ровным голосом.

— Он рассказал вам многое? — продолжал Доминик. — Сказал, что это лорд Огастес Фицрой-Хэммонд и что его выкопали из могилы дважды и оставили там, где он был бы сразу же найден? Второй раз — на его собственной скамье в церкви, где его обнаружили члены семьи.

— Да, он мне сказал. — Шарлотта завернула кран и поставила чайник на плиту. Что же ему предложить? Время ленча прошло, а для чая слишком рано. У нее нет ничего достойного, чтобы предложить гостю. В конце концов, она решила угостить его печеньем с имбирем, которое сама испекла.

Он с беспокойством следовал за ней взглядом по комнате.

— Было сделано вскрытие. На этом настоял Томас, хотя я и просил, чтобы он не…

— Почему? — Шарлотта взглянула ему прямо в глаза. Она понимала, что Доминик пришел за помощью, но не могла ему помочь, не зная истины — хотя бы того, что было известно ему.

— Почему? — повторил он ее вопрос, словно находил его странным.

— Да. — Она уселась напротив него за кухонный стол. — Почему вы против вскрытия?