Воскрешение
Шрифт:
В промежутках между приступами безумия — ибо она знает, что это такое — появляется Тролль. Он протирает ей лицо прохладной влажной тряпкой и шепчет что-то ободряющее, а потом заставляет пить горячий куриный бульон из ржавой кофейной банки. Она проклинает Тролля, потому что не просила этой похлебки — ей нужен был героин. Бульон только клокочет у нее в желудке и не принимается им, но Тролль все равно продолжает ее кормить.
Она видит грязь в его неухоженной бороде, там, наверное, можно найти остатки куриного бульона, которым ее тошнило. На мгновение она проникается сожалением и замечает беспокойство в его добрых серых глазах, но затем на нее снова
Проходят минуты, часы и, если судить по ощущениям, дни, на протяжении которых ее то бросает в жар, то знобит, и она не может дышать (пусть это ей и не нужно, но ее все равно беспокоит, что она не может), ее выматывают судороги, спазмы и конвульсии, ее тошнит, а нос и горло забиваются слизью и Фрэнки кричит.
И кричит.
И кричит.
И кричит…
Все это время Тролль сидит рядом, успокаивает ее и обещает, что все будет в порядке, что все почти закончилось, и, возможно, он прав…
…потому что ребенок плачет уже не так громко. Она его уже и не слышит.
Что-то внутри нее умирает, и Фрэнки наконец засыпает.
Фрэнки открыла глаза. Кости и мышцы болели, голова раскалывалась, из носа текло, но несмотря на все это она чувствовала себя лучше.
Тролль сидел посреди помещения и читал в слабом свете свечи. Когда она зашевелилась, он посмотрел на нее удивленно, улыбнулся и отложил книгу. Фрэнки успела увидеть обложку — «Рождение трагедии» Фридриха Ницше.
Фрэнки облизнула губы и попыталась заговорить. Язык казался шершавым, как наждачная бумага.
— Я думала, умру. Я и хотела.
— Я как раз об этом и читал, — отозвался Тролль. — Ницше цитирует Силена [15] : «Наилучшее всегда лежит вне нашей досягаемости: не рождаться, не быть, быть ничем. А следующее за наилучшим — это побыстрее умереть». Очень подходит для нашего мира. Мне бы определенно не хотелось рождаться, чтобы попасть в тот ужас, что творится снаружи.
15
Силен — в древнегреческой мифологии бог плодородия, воспитатель Диониса.
Фрэнки ничего не ответила. Комната показалась ей на удивление теплой, почти уютной.
— Но люди так много не читали, — продолжил Тролль. — До этого. Мне нравится думать, что выжившие сейчас, когда их любимые сериалы и телешоу закончились, стали заново открывать для себя литературу.
Фрэнки провела языком по губам.
— Сколько времени я?..
— Была в отключке? По моим подсчетам, чуть больше тридцати двух часов. Точно сказать не могу, потому что мои часы уже несколько недель как остановились. Ты, конечно, из леса еще не выбралась, но худшая часть позади. Героиновая ломка обычно длится от десяти до четырнадцати дней, но в первые два-три можно реально умереть. Так же, как с никотином.
— Откуда ты?..
— Я раньше работал в клинике. Психологом. Пить хочешь?
Она кивнула, и он протянул ей флягу.
— Вот, — сказал он. — Попробуй сесть.
Он коснулся рукой ее спины и помог подняться. У нее хрустнул позвоночник, но стало хорошо. Фрэнки отпила воды. Холодная и чистая, та стекала по саднящему горлу и заново наполняла ее жизнью.
— Хватит, — сказал он, не давая ей подавиться. — Тебя очень сильно рвало, и сейчас нужно постараться удержать хоть что-то внутри. Тебя может еще несколько раз вырвать, прежде чем все пройдет. Так что нет смысла чересчур набивать желудок.
— Спасибо, — выдохнула она. — Кажется, я обязана тебе жизнью.
Он рассмеялся и похлопал ее по ноге.
— Ничем ты мне не обязана. Ты должна только самой себе.
— Я Фрэнки, — сказала она, протягивая руку и замечая при этом, что та уже совсем не дрожала.
— Меня зовут Троллем, — проговорил он радушно, пожимая ее руку. — Добро пожаловать ко мне.
— Ты здесь живешь? — спросила она, не удивившись, но с легким чувством вины от того, что пришла сюда без спросу.
В мире Фрэнки люди жили там, где могли: в переулках, под железнодорожными эстакадами, в картонных коробках — везде, где находилось место. А если не хочешь так жить, то либо связываешься с сутенером, либо совершаешь преступление, чтобы тебя посадили в тюрьму.
— Не то чтобы именно в этой комнате, нет. Но да, вообще я живу здесь. Уже какое-то время. Задолго до того, как наверху стало плохо.
— Ты сам сидел на наркоте, да?
Он усмехнулся — коротко, неловко и без оттенка веселья:
— Едва ли. А почему ты так подумала?
— Прости. Просто ты, кажется, очень умный. Читаешь философские книженции и всякое такое. Знаешь про наркоту. Вот я и подумала: тебя накрыла твоя работа.
— Нет, — ответил Тролль и умолк. Он уставился на мерцающее пламя свечи и лишь через несколько минут продолжил: — Моя дочь употребляла героин. Я не знал. И это было хуже всего. Я пятнадцать лет работал в этой сфере и был асом в психологической помощи наркозависимым, понимаешь? У меня были награды и сертификаты, которые занимали целую стену, и рекомендации от бывших наркоманов, которым я помог. Но когда дело коснулось моей собственной дочери, я оказался слеп. Я не мог этого предвидеть. Никогда не замечал, что у нее была такая проблема.
Фрэнки слушала молча.
— Не знаю, почему она начала. Может, из-за развода. Мы с ее матерью разошлись за несколько лет до этого. А может, были проблемы с парнем. Не знаю. Я-то считал, мы были близки. Думал, она все мне рассказывала. Но, наверное, четырнадцатилетние девочки не бывают лучшими подругами своих отцов, да? В общем, что бы ни было причиной, она, по-видимому, чувствовала, что больше не в силах со мной разговаривать. Я же по-прежнему пытался с ней общаться, но… — Тролль запустил пальцы в жидкую бороду и на время умолк, но потом, собравшись с силами, продолжил: — Она гуляла с друзьями. Там был героин. Она попробовала. Они мешали его с бытовой химией. Я так и не выяснил, что это было, но ты наверняка знаешь. — Фрэнки кивнула. Она видела, как ее друзья тоже так делали. Это было жестко и опасно. — Она умерла в машине «скорой», пока ее везли в больницу. Моя бывшая жена обвинила во всем меня. И я не мог с ней не согласиться. Поэтому спустился сюда. Ушел от всего, что у меня было, и скрылся под землей.
— Мне очень жаль, — откликнулась Фрэнки.
— Не стоит. На самом деле здесь не так уж плохо. Люди живут везде, где могут, а места, чтобы заночевать, бывают и похуже, уж поверь мне. Лучше уж здесь, чем где-нибудь на улице. Здесь тебя не достанут ни погода, ни грабители. Ты удивишься, каких людей можно встретить под землей. За то время, что я здесь, мне попадались бывшие биржевики, юристы, медики-недоучки. Я даже встречал несколько людей искусства и науки. Все они спускались сюда. И, как ни странно, не все они от чего-то бежали.