Воскрешение
Шрифт:
— Кто ты такой? — спросил Бейкер.
— Ты знаешь, кто я. Тимоти Пауэлл, заместитель руководителя программы РКТИ Хейвенбрукской лаборатории. Я же твой приятель, амиго. Ты чего, малыш Билли? Только не говори, что у тебя посттравматическая амнезия!
— Ты лжешь, — уверенно заявил Бейкер. — Доктор Пауэлл никогда не назвал бы меня малышом Билли. А значит, ты не Тимоти Пауэлл.
Существо сорвало с бедра кусочек отслоившейся кожи. В обнаженной ране извивался червь. Зомби вытащил его, оценил на свету, а потом сунул извивающееся угощение себе в рот. Почерневшие зубы сжались, и на лице твари отразилось удовольствие
Бейкер отвернулся.
— Ну что ты, — проговорил зомби. — Ты мне не веришь? Помнишь, когда мы с тобой и Уэстон взяли недельный отпуск и махнули
Труп с ухмылкой прижал распухшую руку к окну. Бейкер присмотрелся к обручальному кольцу Пауэлла. Потускневшее золото глубоко впилось в похожий на сосиску палец. Рваные раны, оставшиеся после самоубийства, разошлись вширь, обнажили хрящи и сухожилия. Когда зомби убрал руку, на стекле осталось жирное пятно.
— Кто ты такой? — снова спросил Бейкер, стараясь не дрогнуть голосом. — Кто ты на самом деле? Ты и правда Тимоти Пауэлл?
— Об, — ответило существо ртом Пауэлла.
— Это твое имя или просто то, чем ты называешься?
— Об, — повторило оно. — А ты Билл.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— От того, кого ты называешь Тимоти Пауэллом. — Существо постучало пальцем себе по виску. — Он много чего хорошего мне оставил. Вкусненького. Ты знал, что он частенько ходил к проституткам? Вот его жена вряд ли.
— Я не очень понимаю, как это…
— Он платил им, чтобы они сношали его дилдо.
Труп хихикнул, потом кашлянул, заплевав стекло кусочками собственных внутренности.
— Правда? — Бейкер стиснул зубы. — И как именно ты это узнал?
— Это знание здесь, со мной. Они все здесь, только бери и доставай. В основном от них никакого толку. Но у вас, людей, всегда так. Все это массовое сознание, которое ничего не стоит. Человечество так мало достигло за отпущенное ему время. Он, наверное, очень разочарован в Своем творении.
— Кто?
— Он. Я не буду называть Его имени. Ты зовешь его Богом. Я зову жестоким предателем. Разрушителем. Тем, кто… неважно. Мы не будем об этом говорить. Его день еще придет. Я немало об этом думал, пока сидел там.
— А где это «там»? Что это за место, в котором ты находился?
Существо не ответило. Вместо ответа оно принялось слизывать красное пятно со стекла.
— Пауэлл?
Опухшие, потрескавшиеся губы размазали по окну кровь. Бейкер попробовал еще раз:
— Об?
И на этот раз был удостоен ответа. Зомби с улыбкой откинулся назад.
— Я голоден, — простонал он, и его ухмылка стала шире.
— Голоден, — сказал Бейкер серым холодным стенам. — Я и не замечал, что сам так проголодался.
Он открыл банку печеных бобов, следуя скорее инстинкту, чем желанию, но едва попробовав, стал есть жадно, наслаждаясь их острым вкусом. Он бы с удовольствием съел и гамбургер, но огромный морозильник был занят, а Бейкер не хотел туда заходить. Там лежал Хардинг с аккуратной дырой в голове. У него случился сердечный приступ через день после самоубийства Пауэлла и последовавшего за этим помещения его ожившего трупа в камеру. Бейкер проткнул ему голову ледорубом, отчаянно желая, чтобы для этого ужасного случая у него был с собой пистолет. Но все оружие исчезло вместе с солдатами, бросившими свои посты.
Тишина в пустом буфете действовала на нервы. Бейкеру хотелось с кем-нибудь поговорить, с кем-нибудь, кроме того, кто называл себя Обом.
Возвращаясь по коридору к своему кабинету, Бейкер гулко стучал ботинками по зеленому кафелю. Он наслаждался издаваемым шумом. Свет замерцал, потускнел и снова загорелся ярче. Электричество пусть и медленно, но иссякало. За последние несколько дней свет заметно ослаб. Бейкер не знал, работает ли комплекс еще на общих ресурсах или перешел на собственные резервы.
Каково будет в этом коридоре, когда здесь станет совершенно темно?
Еще и с той тварью поблизости…
Бейкер тяжело уселся за стол. Стул протестующе застонал. К его удивлению, за время кризиса он набрал несколько фунтов — по-видимому, от недостатка физических упражнений, вычеркнутых из дневного распорядка. Теперь его дни состояли из бесконечно однообразных исследований. А ночи (если это действительно были ночи, ведь различать время суток он не мог) проходили в беспокойном сне и попытках сбежать от настойчивых сюрреалистичных кошмаров. Он откинулся на спинку стула, положил ноги на стол и включил магнитофон.
— Хотя я не биолог, но, будучи ученым, наблюдал в субъекте поразительную перемену. — Свет замигал, и Бейкер сделал паузу, а потом продолжил: — Субъект, ранее бывший Тимоти Пауэллом, является не просто ожившим мертвым телом. На самом деле, пусть я и не могу этого доказать, сознание… которым обладает труп Пауэлла, это сознание совершенно другого существа, а не того человека, которого я знал. И это сознание контролирует тело Пауэлла. Труп моего знакомого, умершего несколько дней назад, во многих отношениях функционирует как живое существо. Прежде всего, он ищет пищу, особенно в виде человеческой… плоти. Я не знаю наверняка, но у меня сложилось мнение, что это имеет ключевое значение для выживания его вида. Я могу ошибаться, но, если судить по записям, которые прислали нам из Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях, моя гипотеза подтверждается. Только следующую запись агентство, конечно, пришлет мне нескоро… — Бейкер издал нервный смешок, который сменился приступом кашля. Отдышавшись, он продолжил: — Прошу прощения. Мускулатура субъекта, похоже, во всех отношениях приспособлена к… омертвелости. Хотя имеет место явное разложение, похоже, оно не оказывает на организм пагубного действия. Хотя оно не оказывало бы такого действия даже в том случае, если бы субъект был мертв в привычном нам смысле слова. Все-таки разложение — это только часть естественного процесса, который протекает после смерти. Но в данном случае, в случае Пауэлла, учитывая возвращение субъекта к жизни, можно предположить, что на функционирование его организма, скорее, пагубно бы подействовало более сильное разложение. Однако пока наблюдения этого не показали. Опять же я не могу не подчеркнуть, что моя квалификация совершенно не позволяет мне делать такие выводы, но… похоже, что конечности Пауэлла, кожа и даже жизненно важные органы, такие, как легкие и сердце, не имеют никакого отношения к функционированию субъекта. Единственный орган, без которого труп, вероятно, не может функционировать, это мозг. — Бейкер сделал паузу, возвращая в памяти звук, раздавшийся, когда ледоруб вбивался в мозг Хардинга. Затем, содрогнувшись, сглотнул ком в горле, сделал вдох и продолжил: — Субъект выражает желание отведать человеческой плоти. И хотя сам я не наблюдал, чтобы этот субъект ел, я видел записи о предыдущих субъектах. Те записи будто бы наводили на мысль, что плоть, которую едят эти существа, не проходит через их пищеварительную систему. А вместо этого усваивается в результате какого-то пока неизвестного нам процесса. После чего пища преобразуется в…
В этот момент погас свет. Бейкер, задержав дыхание, остался сидеть в темноте. Слышен был только тихий механический скрип внутри магнитофона. И удары его сердца — один, другой…
Потом свет зажегся вновь, и Бейкер с удивлением осознал, что плачет.
— Когда вы едите, — спросил Бейкер по внутренней связи, — почему не съедаете все тело целиком? Почему так много оставляете?
— Потому что многие из наших братьев ждут своего часа, чтобы прийти, — ответил Об. Его скрипучий голос звучал так возмущенно, будто зомби был раздражен тем, что ученый спрашивал такие очевидные вещи. — Им бы это понравилось: прождать целую вечность и вернуться из Пустоты только чтобы вселиться в существо, не способное даже двигаться. Туловище без рук и ног — просто мешок плоти, который валяется и ничего не делает. Это все равно, что сбежать из одной тюрьмы и попасть в другую. Конечно, мы пробыли в Пустоте так долго, что иногда наших братьев заносит. Они приходят в бешенство. Мы, сиккизм, ненавидим вас со всей отпущенной нам силой. И это так приятно — разрывать вас в клочья.