Воскрешение
Шрифт:
За столиком у окна, слева от входа, нас уже ждала очаровательная пара. Говоря откровенно, если бы я не знал, что с Харитошей придет его жена, я бы ни за что ее не узнал, так она изменилась! Прямо напротив меня сидела молодая, красивая и уверенная в себе женщина. Постепенно заполнялись заранее заказанные места в зале. Кого тут только не было!
За удобно расположенными столиками восседали тучные работники Внешторга и импозантные чиновники из правительственного аппарата, перекупщики-иностранцы и миллионеры-«цеховики», кавказцы, маклеры и фарцовщики по большому счету, крупные чины из МВД и Воры в законе… По
Конечно же, попасть сюда мог далеко не каждый, но хозяйка этого заведения знала меня не один год – она приходилась близкой родственницей одного Уркагана, грузина по национальности и моего давнишнего кореша.
Прошло несколько часов после нашей встречи, а казалось, будто мы встретились только что. О многом мы успели вспомнить и переговорить за это время, и, когда Харитоша с Леночкой поняли, что пора оставить нас с Ларисой наедине, они пошли танцевать.
Сначала Лариса рассказала мне во всех подробностях о жизни своей подруги. Она заметно волновалась, даже несмотря на то, что выпила несколько рюмок французского коньяка, а это еще раз подчеркивало, что она близко к сердцу принимала судьбу подруги. Я был тронут такой преданностью, потому что больше всего на свете ценил именно ее, от кого бы она ни исходила.
Лариса тем временем извлекла из сумочки и положила возле меня на стол запечатанный конверт с множеством марок и штемпелей. Это письма от Валерии, двенадцать штук, написанные ею в разное время, в течение трех лет. Они были сухими и краткими. Валерия описывала в них все, что касалось жизни нашего сына, так, будто писала бухгалтерский отчет, – подробно, но лаконично. Я сразу понял, что она не знала, где я провел последние годы, а сообщить ей об этом мог только один человек – Лариса. Но она не сообщила.
Как будто угадав ход моих мыслей, Лариса спросила:
– Скажите, Заур, правильно ли я поступила, что не давала ей знать обо всем, что с вами произошло?
– Да, конечно же, – поспешил я успокоить ее, – безусловно, вы все сделали правильно. Ведь никто не знал, чем все это закончится, а зачем травмировать пацана раньше времени и придумывать разные байки о безвременной кончине отца?
– Травмировать пацана, – вздернув брови и как-то особенно удивленно взглянув на меня, переспросила Лариса, – а Валерию?
– А что Валерия? – спокойно продолжал я. – У нее сын, муж, работа, друзья, наконец, с кем она может приятно провести свободное время. Я никак не вписываюсь в эту идиллию, да к тому же они находятся почти что на другой планете. Так что не стоит переживать на этот счет, Лариса, вы умница и поступили правильно.
– Но я думала… – начала она, но как-то неожиданно вдруг прервала свою речь и замолчала, отвернувшись к окну.
Я не стал докучать ей, продолжая знакомиться с отправленной мне из-за кордона корреспонденцией. В письма были вложены несколько фотографий. На одной из них была изображена Валерия. Она прекрасно смотрелась на фоне красивой готической постройки. На другой фотографии я увидел нашего сына Заура. Как он вырос за эти годы! Я долго смотрел на обе фотографии, затем перевернул их. На одной я увидел всего несколько слов: «Помню, надеюсь! Валерия». Чуть ниже приписка: «Берлин» и дата, когда была сделана фотография.
Зал заполнился музыкой, я сидел,
Но у меня были кое-какие обязательства, которые я не мог не выполнить, – это был долг. Судьба упорно отказывает нам в том малом, к чему мы стремимся, щедро осыпая нас случайностями, куда более ценными, более редкими, более значимыми, чем та мелочь, что мы сокровенно считаем своей целью!
Когда музыка стала стихать и я понемногу вернулся в реальный мир, то тут же замер от неожиданности. Из прекрасных глаз женщины, сидевшей напротив, как маленькие бриллиантовые бусинки, скатились друг за другом две слезинки. Я был шокирован. Как раньше я не замечал в ней этой детской наивности и столь непривычного для меня простого выражения чувств?
– Лариса, что с вами случилось? Не плачьте, пожалуйста, – поспешил я успокоить ее.
– Ничего, Заур, простите меня, просто вспомнилось кое-что, не обращайте внимания.
Она попыталась улыбнуться, и в какой-то мере ей это удалось. «Видимо, это вечер воспоминаний не только для меня», – подумал я, глядя на то, как Лариса, отвернувшись в сторону, пыталась промокнуть платочком набежавшую слезу.
К нам подошел официант и принес на подносе записку. Я с улыбкой развернул ее, зная наверняка, от кого это короткое послание. Харитоша был, как обычно, лаконичен: «Позвонишь завтра, буду ждать. Х.» – вот и все, что было в ней написано. «Ну что ж, завтра так завтра», – подумал я и тут же сжег записку в пепельнице. Лариса тоже догадалась обо всем. Мы оба так увлеклись своими чувствами и воспоминаниями, что даже не заметили долгого отсутствия наших друзей.
В общем, мы решили провести остаток этого вечера вдвоем. Во-первых, у нас был для этого повод, а во-вторых, нам показалось, что так будет даже лучше. С Ларисой я в полной безопасности. Я знал о том, что мало было в то время людей в Москве, которые бы захотели поссориться с ее отцом. Так что я решил продолжить наш вечер.
Если бы грех не таил в себе соблазна, кто совершил бы его? И если бы не существовало порока, разве существовала бы добродетель?
Глава 18
Следующее утро застало меня в просторной постели в объятиях Ларисы. Я лежал с закрытыми глазами, чувствуя приятное тепло женского тела, и млел, как бывало после тюремного карцера в чистой постели. Лица спящих обычно непривлекательны, однако существуют исключения. На меловом фоне пламенел рот, который и во сне был аппетитно припухшим, как у ребенка. Стрелки ресниц были так остры, что могли, казалось, оцарапать щеку. Мерное дыхание поднимало и опускало красивую и упругую грудь так, будто этот спящий вулкан сладострастия вот-вот взорвется и разольется огненной лавой. В какой-то момент глубокий вздох скинул кусочек атласного пеньюара и приоткрыл самую соблазнительную грудь, какую когда-либо создавала природа.