Воскрешенные
Шрифт:
— Так это ты разрушил?
Артем разгреб завал и достал короткоствольное ружье. Осматривая, нет ли повреждений, он очень ласково обтер оружие рукой, а затем аккуратно вложил в поясную кобуру.
— Один?
Он посмотрел на меня через силу и сразу отвел глаза.
— Мы устранили капитана.
Ну ничего нет вечного и надежного! Команда устранила Германа?!
— Что?! Кто — вы?
Он напряженно подбирал слова. Он не обязан был оправдываться, но хотел. Хотел потренироваться перед объяснением с капитаном.
— Я, Кирилл и Егор. Мы несли вахту, остальные спали. Мы ждали, что аномалии вновь появятся, и отключили компас капитана.
— Зачем?
— Чтобы он не совался! Ты видишь, что здесь творится, но если бы ты видела людей, погибших в местах аномалий… У них лица искажены от ужаса. Можно только догадываться о том, что они не смогли пережить. А Герман даже не думает об этом, ему надо видеть своими глазами, трогать своими руками, а во что это обойдется — неважно!
— Ясно. А где Кирилл с Егором?
— Пошли к другой аномалии. Их две в этом мирке высветилось.
— И что теперь?
Артем отвернулся и глубоко вдохнул.
— Теперь я должен рассказать обо всем капитану, а он… черт!
Я растерялась.
— Не убьет же.
Артем горько усмехнулся.
— Ты плохо его знаешь. Ему на самом деле никто не нужен, он все может делать сам. Но мы… для нас…
Для них Герман и «Тайна» были жизнью — яркой, насыщенной, необычной, лучшей из возможных. Власть Германа над его командой не опиралась ни на принуждение, ни на награды, он просто был единственным, кому стоило и даже почетно было подчиняться. Артем мог не продолжать.
— …и он не терпит такого. Все должно быть только так, как он сказал, а если нет… Он ведь очень сильный, и ему даже ударить не надо, чтобы побить…
В общем, с моими представлениями о Германе только что услышанное не расходилось. Я лишь не думала, что они настолько его любят.
— Идем? — снова вздохнув, спросил Артем.
Самое умное, что я могла сделать — это отказаться, завернуть за угол и нырнуть в сквозняк, но то ли слово это прозвучало как последнее из уст умирающего, то ли что-то другое мне помешало поступить умно, но я пошла с ним.
Примерно через сто шагов лес уже не был таким жутким. Торчащая из мха трава зеленела вполне бодро, а ветви сосен подрагивали от прыжков белок. Из воздуха исчез странный привкус, да и вскоре послышались птичьи крики. Мой молчал, и вряд ли он заметил преображение мира — настолько глухим было это молчание.
Наконец, мы вышли из леса на берег реки.
III
Артем не ошибся: Герман в гневе выглядел впечатляюще. Стоя на каменистом берегу перед «Тайной», напоминавшей выбросившегося на сушу кита, он заслонял не только свою подводную лодку, а целый мир. Все вокруг, казалось, погрузилось в сумрак от его темного взгляда, и даже хаотичный полет птиц над рекой выглядел зловеще.
Артем на секунду задержал дыхание и чуть заметно поморщился, но шага не сбавил. Он остановился резко, будто нарвался на преграду, в почтительном метре от капитана. Я встала сбоку, решив, что приветствия излишни. Конечно, Германа интересует мое присутствие, но не более того, а вот выходка экипажа требовала немедленных разъяснений.
— Слушаю, — в его спокойном голосе бешенство плескалось, как в переполненной бочке, и грозило в любой миг вырваться через край.
— Самовольно исследовал пространственно-временную аномалию, — хрипло отчеканил Артем. — По «компасу» вышел на место, обнаружил конструкцию искусственного происхождения, выстрелил по ней, получил ранение в спину, потерял сознание.
Глаза Германа сузились. Он не мог не ожидать чего-то подобного и отдавал должное ценности информации.
— Дальше!
Артем сглотнул. Его лоб и щеки стали бледными.
— Очнувшись, увидел Асю. Конструкция неясного происхождения на тот момент была разрушена, шума, визуальных эффектов или движения не производила. Я ждал появления людей, но никто не появился в течение получаса, поэтому я принял решение вернуться сюда.
Зная своего капитана, Артем не рассчитывал легкомысленно отвлечь его от разбирательства даже исключительно важными сведениями. Все, сказанное им, только сильнее взбесило Германа, ведь «исследовать аномалии» он любил сам.
— Кругом! — тихо велел он.
Артем послушно развернулся на месте.
Чтобы рассмотреть след от ранения, Герман вынужден был присесть.
— Теперь ничего не видно, — не скрывая сожаления, через минуту буркнул он и обратился ко мне: — Ася, как выглядела рана?
Насколько проще общаться с Дархом: кинула воспоминание, и все… А с людьми слова надо подбирать.
— Как… Кожа там была как пепел от бумаги, а граница со здоровой резкая и жесткая — рубец, крови не было… Позвонки там почернели…
Герман вздохнул. Смотреть на меня он избегал.
— Ты тоже никого не видела?
— Нет. Когда я пришла, Артем был завален обломками, то ли каменными, то ли… нет, не знаю, какими.
«Пространственных аномалий не заметила», — чуть не сорвалось с языка, но я вовремя поняла, что пространственная аномалия помогла бы объяснить мое появление возле Артема. Надеюсь, прямо сейчас Герман не станет проводить его, появления, детальный анализ.
Он не стал. Гораздо больше его интересовало другое.
Вернув своего силовика в исходное положение, он задал самый важный для обоих вопрос:
— Почему мой «компас» не показал аномалию?
По окаменевшему лицу Артема разлилось несколько бордовых пятен, и после короткой паузы он ответил:
— Потому что твой «компас» мертв. Мы его дезактивировали.
В эти слова Артем вложил всего себя: все свое сознание, всю свою совесть, всю свою жизнь, которую не мыслил без «Тайны» и Германа. Ничего, что хотело бы извиниться и оправдаться, в нем не было, поэтому ничего такого Герман не услышал. Артем остался стоять, не шевелясь и не моргая, как пустая человеческая оболочка.