Шрифт:
«Не плоть, а дух делает человека человеком»
Тусклый свет зарождающегося пасмурного дня без всякого толку изливался на мир, бессильный разбудить кого бы то ни было, в том числе и Андрея Шохина, спавшего сном младенца и беззаботной улыбкой и оповещавшего всю вселенную, что он испытывает от этого процесса громадное наслаждение. Однако ленивое солнце, уже предвкушавшее осенний отдых, нашло-таки узенькую щель в плотной облачной шубе, в которую старательно куталось августовское небо,
– Пошел к черту! – сонно буркнул Андрей и перевернулся на другой бок: он не собирался позволять какому-то яркому поганцу лишить его величайшего удовольствия в жизни – воскресного утреннего сна.
Но уже через несколько секунд вдруг истерично заржал японский электронный будильник, стоявший рядом с его кроватью. О, это был не просто смех: из маленького динамика вырывалось какое-то безумное хихиканье, переходящее в дикий гогот, который иногда перемежался подвываниями и хрипом. Такие звуки могла бы издавать гиена, обкурившаяся марихуаны.
Не проснуться после этого было просто невозможно. Андрей подскочил на кровати и осатанело уставился на подлое чудо японской электроники. Сей будильник четыре дня назад преподнесли ему друзья на день рождения. Дебильный смех был одним из многих вариантов его звонка, и тогда он показался Андрею забавным. Тогда… но не сейчас. Сразу ему было недосуг разбираться со всеми настройками будильника, и он выяснил лишь, как программировать его на каждодневную побудку. Вчера Шохин, как ему показалось, нашел способ отключить звонок на воскресенье и сделал это. Очевидно, он все же что-то там напутал, о чем ему и сообщал сейчас этот «подарок» своим наглым ржанием.
«Придушив» мерзавца, Андрей некоторое время отчаянно боролся с огромным желанием шваркнуть им с размаху об стену. Совладав, наконец, с нервами и убедившись, что разрушительные инстинкты не вырвутся на волю, грозя причинить будильнику непоправимый ущерб, он водрузил его обратно на тумбочку.
И вот тут Шохин впал в глубокую задумчивость. Перед ним встал очень важный вопрос: что делать дальше? Причем он имел в виду не жизнь вообще, а конкретно сегодняшнее утро. Не было нужды смотреть на злосчастный будильник, ибо Андрей и так знал, что там увидит: 6:30 – безумная рань для воскресенья. Перед ним открывались два варианта: лечь и постараться заснуть снова, что представлялось весьма проблематичным – все-таки встряску он получил изрядную, или каким-то образом толково использовать внезапно образовавшееся у него свободное время.
Андрей предпочел второй вариант и со страдальческим вздохом вылез из кровати. Он несколько раз ритмично взмахнул руками, обозначил повороты туловища вправо-влево… В общем, через пять минут процедура, которую он громко именовал утренней зарядкой, была завершена, и теперь Андрей мог заняться более актуальным делом, то есть придумывать, на что лучше потратить эти три часа (ведь именно столько времени украл у его сна проклятый будильник). Тут вариантов было уже гораздо больше, и Шохин, будучи приверженцем логического подхода к делу, решил сократить их количество, выбирая только из тех занятий, на которые ему вечно было жалко времени. «Когда я буду более свободен, то обязательно…», – обычно говорил он себе. Но это «когда» приходило, а у Андрея неизменно находились какие-нибудь дела поважнее или поинтереснее, а иногда ему было просто лень. Мысленно составляя перечень таких дел, Шохин поразился его длине.
Разочаровавшись в логическом подходе, он решил сделать первое, что придет на ум. Таковой стала прогулка по парку, который в конце лета и начале осени был особенно красив, и Шохин не раз давал себе слово «как-нибудь непременно» сходить туда. Похоже, пришло время выполнить это обещание, благо погода была хоть и не солнечной, но дождя все-таки не предвещала.
Сказано – сделано! Андрей быстро оделся и вышел на улицу. Во дворе горела куча мусора, сваленная рядом с контейнерами, и ветер сдувал дым как раз в сторону Шохина. Молодой человек недовольно поморщился и постарался, задержав дыхание, быстро пройти сквозь дымовую завесу. Но сказался недостаток сна, и по закону всемирной пакости именно в этот момент он ощутил неудержимое желание зевнуть. Пару секунд Андрей с ним боролся, но не выдержал и хватанул дыма, что называется, всеми легкими. Кто курит, тем не понять, хотя, если вспомнить первые затяжки… Едкий дым вызвал у него приступ удушливого кашля, который окончательно вымел из головы остатки дремы.
– Да, неплохо денек начинается! – пробормотал Андрей, закончив кашлять, и мысленно от души выругавшись. – С самого утра все наперекосяк!
Тем не менее отказываться от своего намерения он не собирался. Шохин был тяжел на подъем, но уж если что решил, свернуть его с пути можно было разве что бульдозером. В парк, так в парк! Это царство летне-осенней природы лежало через дорогу от его дома. Однако дорога эта была весьма оживленной магистралью, а потому напротив входа в парк был сделан подземный переход.
Переходом этим Андрей пользовался как минимум дважды в день, так как место его работы располагалось тоже по ту сторону от дороги, поэтому надписи и граффити, которыми пестрели его стены, он уже успел выучить почти наизусть. Однако сегодня в переходе появилось нечто, коренным образом изменившее его облик: на одной из стен висело громадное зеркало.
Андрей в изумлении замер.
– Интересно, какому идиоту взбрело в голову повесить зеркало в подземном переходе? – вслух поинтересовался он.
Ответа Шохин, разумеется, не получил, ибо поблизости не наблюдалось других любителей ранних воскресных прогулок. Замедлив шаг, Андрей приблизился к зеркалу и заглянул в него. В глазах у него на мгновение потемнело: так бывает, когда долго что-то делаешь в наклон, а потом резко поднимаешься. Через пару секунд его взгляд вновь сфокусировался на стене, и Андрей просто обалдел: зеркала на ней не было.
– Ну, дела! – снова вслух удивился Шохин. – И чего только не померещится с недосыпу!
И только он пришел к такому успокоительному выводу, как сзади что-то громко хлопнуло. Шохин вздрогнул и обернулся, но ничто больше не нарушало тишины – воскресный город еще спал. Молодой человек пожал плечами и продолжил свой путь к парку.
Но, выйдя из перехода, Андрей вновь замер и на этот раз – на гораздо более долгий срок. Он стал форменным олицетворением безмерного удивления: отвисшая челюсть и глаза, расширенные настолько, что, казалось, еще немного – и они выпрыгнут из глазниц. Удивляться было чему: парка как не бывало, а на его месте располагались обычные городские кварталы, выглядевшие так, словно они здесь стоят уже не один десяток лет.