Шрифт:
Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
ВОСКРЕСНИ ИЗ МЕРТВЫХ!
Фантастический рассказ
– Как вам это удалось?
– спросил Леверрье восхищенно.
– Вы превзошли самого себя: Витрувий и Ле Корбюзье словно живые.
– Они и есть живые, - ответил Милютин.
– Не понимаю... Конечно, человек в конце жизни может передать самосознание компьютеру, слиться с ним в общность и тем самым обрести бессмертие. Не биологическое, нет! Так сказать, бессмертие души...
– Скажу по секрету, Луи, - понизил голос Милютин, - вы отстали от жизни. Белок - трудный
– Кажется, я уже ничему не удивлюсь, - сказал Леверрье.
– И все же это бессмертие для живущих. Витрувий и Ле Корбюзье...
– Давно умерли, хотите вы сказать?
– Да, умерли. И говорить приходится об их воскрешении из мертвых. А это похоже на мистику. Я же не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!
– Зачем так категорично? Вовсе не обязательно верить. Более того, ни во что нельзя верить слепо. Но допускать возможность самого маловероятного события, лишь бы его вероятность не равнялась нулю, необходимо.
– Значит, все-таки воскрешение из мертвых... Рассказывайте! потребовал Леверрье.
– Началось с одной из тех фантазий, которые принято называть беспочвенными. Впрочем, осуществимость любой фантазии может в считанные минуты подтвердить или опровергнуть компьютер.
– Так вы оставляете за собой фантазию, а все остальное передаете компьютеру?
– Совершенно верно.
– Но почему не пойти до конца, ведь компьютер тоже способен фантазировать, я имею в виду хотя бы последовательный перебор всевозможных вариантов по критерию...
– Лярбе?
– подхватил Милютин.
– А вы не так просты, Луи. Отдать фантазию компьютеру. Тогда мне стало бы скучно! К тому же... Хотите парадокс? Именно неограниченность фантазии компьютера мешает ему фантазировать. Он не может остановиться. Чтобы удовлетворить критерию Лярбе, нужно выполнить условие... Помните формулу? В нашем случае стокс под знаком гамбриуса эллиптического в числителе правой части неизбежно стремится к бесконечности. Что это значит?
– Вероятно, что время перебора фантазий также устремляется в бесконечность, - предположил Леверрье не слишком уверенно.
– Вот именно!
– обрадовался Милютин.
– Таким образом, условие не выполняется и, заметьте, при любом реальном быстродействии компьютера.
– А если ввести ограничения?
– Кто их сформулирует?
– Хотя бы сам компьютер.
– К счастью, на Земле существует человеко-машинное общество, а не машинно-человеческое, - жестко сказал Милютин.
– Порядок слов играет здесь решающую роль.
– Значит, сформулировать ограничения должен человек?
– Как раз этим я и занимаюсь. Минус моего мозга - ограниченность фантазии. Минус компьютера - ее неограниченность. Минус на минус, как всегда, дает плюс.
– Игра слов, - вырвалось у Леверрье.
– Возможно, вы и правы. Но ведь теория игр по-прежнему важнейший раздел математики.
– Ох, Милютин, с вами бесполезно спорить - уходите в сторону. Расскажите лучше толком, как вам удалось воскресить Витрувия и Ле Корбюзье?
– Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Конечно, я давно подумывал о реконструкции личности. Даже подкидывал кое-что компьютеру... Но не получалось, пока я не вспомнил Герасимова...
– Постойте... Это кинорежиссер или живописец?
– Нет, я имел в виду антрополога Герасимова, разработавшего метод восстановления лица по черепу. Ему удалось создать очень точные скульптурные портреты многих исторических деятелей - Ивана Грозного, Тимура, Улугбека... И вот я задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи, мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв все это за исходные данные, восстановить саму личность? Словом, я пошел по стопам Герасимова, о результатах же судите сами.
– А насколько верна подобная... реконструкция?
– Работы Герасимова также воспринимали с недоверием. Но контрольные тесты дали отличную сходимость!
– Послушайте, Милютин, правота Герасимова еще не означает...
– Моей правоты? Верно. Поэтому я тоже провел контрольный тест.
– На ком?
– На себе.
– Как?
– вскрикнул Леверрье.
– Вы решились восстановить... нет, продублировать собственную личность? И где же этот... человек?
– Перед вами.
– А тот... первый... настоящий? Ох, простите, что я говорю...
– Видите ли, два Милютина - слишком много. Мы бы мешали друг другу, занимаясь одним и тем же, и рано или поздно стали бы врагами. Таковы индивидуалисты...
– И кто же из вас принял решение?
– Да уж, конечно, не я, а Милютин-1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь - я.
– Вы отчаянный человек, Милютин...
– И бог, и дьявол в совмещенной проекции, как вы однажды отозвались обо мне? Ну, полно, я не обижаюсь... Да, мне было страшно. По-настоящему страшно, а я ведь не трус, вы знаете. И все же... Вот в давние времена исследователи не останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму - это, вероятно, пострашнее!
Леверрье овладел собой.
– А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека, жившего в отдаленном прошлом? Допустим, с Ле Корбюзье все ясно. Он оставил огромное и разнообразное наследие. О нем много написано, да и вся его жизнь была на виду. А Витрувий? Даже его портрет не сохранился!
– В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорит о человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о том, создал ли Гомер "Илиаду" и "Одиссею" или только скомпоновал фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: скрупулезно проанализировав текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат одному и тому же автору.