Воскресный папа
Шрифт:
Иногда, глядя на него, я думала, что он из той породы людей, которым проще что-то сделать, чем сказать. Наверное, потому что поступки всегда доказывали, что слова ничего не значат. Этим он меня восхищал. И стеснял, конечно. Я чувствовала себя одним большим ходячим несчастьем, внесшим хаос в его привычную размеренную жизнь. Орлов привез меня в отделение, дождался, когда следователь со мной закончит, и отвез обратно к дому. Когда он заглушил мотор, играющая в салоне музыка выключилась, погружая нас в неуютную звенящую тишину. Я так много ему хотела сказать… Но не знала, с чего начать. Он сам
– Я заскочу на секундочку, Машку поцеловать. А то у меня дежурство. Уже опаздываю.
– Да… - промямлила я, - конечно.
– На выходных, скорее всего, увидеться не получится. У меня дела срочные… - он отвел взгляд.
– А ты ко мне в понедельник на прием. Помнишь?
– Наконец-то я от них избавлюсь, - я потрогала железки на ноге и неловко выбралась из салона, не дожидаясь, пока Миша выйдет, чтобы мне помочь. Почему-то чем дальше, тем хуже я себя чувствовала от его заботы. Заботы, которой я совершенно не заслужила, оттолкнув его от себя. Любой другой мужчина на его месте уже послал бы меня с моими проблемами к черту, а этот… был слишком ответственным. И эта ответственность - она была родом из его детства. Желая произвести на меня впечатление, Лидия Сергеевна как только не расписывала мне сыночка, называя его только так. И о том, как он на трех работах вкалывал, чтобы братьев прокормить, и как им отцом стал в самом юном возрасте, и как поделки Тёмы они продавали под видом работ детей-инвалидов. Тут Лидия Сергеевна отчего-то смутилась, а я, напротив, хохотала до слез. Так что даже Машка открыла глазенки и внимательно на меня уставилась.
– Что смотришь? Это бабуля про папу рассказывает. Вон, какой он у тебя находчивый был. И есть… Наверное.
– Находчивый. И хороший. Может, ты бы, Ариш, дала ему шанс?
И что тут скажешь? Что я сама все чаще задаюсь этим вопросом? Вот только он ничего мне больше не предлагал. Если до выписки Орлов каждый день пытался меня склонить к тому, чтобы съехаться, то после – ни разу. Его как будто отрубило. То мое замечание об имени… А ведь он меня неправильно понял. Совсем... Если бы я хоть на мгновение могла допустить, что у него ко мне есть какие-то чувства, я бы подумала, будто он ревнует.
– Я Машеньку покормлю и буду собираться в больницу, – сказала я тёте Наде, возвращаясь в реальность.
– Костик тебя отвезет. А за Машеньку не переживай. Я ее на прогулку вынесу. Будем ловить последние солнечные деньки.
– Только потеплей ее одевайте. Я приготовлю комбинезончик.
А денек и впрямь был чудо как хорош! Конец октября, но тепло-о-о. День катился к вечеру, но солнце кутало мои плечи одеялом и припекало в спину. Я шла, обалдевшая от быта и сидения дома, и как будто заново видела высотки, людей, разукрашенные осенью деревья. Я, как в детстве, загребала ногами палые листья, так что они, взлетая вверх, забивались в железки, до сих пор сковывающие мою ногу.
– Может, тебе не нужно так скакать? – улыбнулся дядя Костя.
– Уже можно. Настроение хорошее.
– Ну-ну…
В родном отделении пахло знакомо. Я поздоровалась с постовой медсестрой, отчиталась о своем самочувствии и под ее любопытным взглядом потопала прямиком к кабинету
– А давай как тогда, Мишка? Ты и я… помнишь, как хорошо было?
– Хорошо, – согласился Орлов. – Только как же твой Николаша?
– К черту его! Мы расстались.
– А я тебя предупреждал.
– О чем это?
– О том, что у вас ничего общего, Лёлька.
– В свою защиту скажу, было нечто, что очень сильно нас объединяло.
– Неужели?
– Угу. Сам подумай. Я – врач-проктолог. Он – налоговый консультант. Плачущие мужики – наша специализация.
Орлов откинул голову и засмеялся. И меня его тихий раскатистый смех будто по башке ударил.
– Извините, если помешала…
Смех оборвался. Миша встал. Озабоченно свел брови и шагнул мне навстречу.
– Ой, нет-нет. Это я засиделась! Пойду я, Мишенька… Точней, Михал Ильич, - вклинилась женщина. Сейчас я видела, что она намного старше, чем мне показалось сначала. Ну, хоть в чем-то я перед ней выигрывала. «Так… Стоп. А ты когда вообще ввязалась в соревнования?!» – раздался в голове чей-то строгий голос.
– Угу. Давай… те.
Это он вроде как замаскировался? Давай те… Как если бы я могла не заметить его заминки, которая наверняка неспроста возникла и предназначалась лишь мне. Чего он этим добивался? Хотел указать мне на место? Не угадал. Мне до этого дела нет. Я сама решила, что мы будем двигаться по жизни порознь, и всякие чувства из наших отношений вырезала раз и навсегда.
Так почему горчило во рту? И в груди ныло что-то… Словно я вновь позволила взять над собой верх и попала в зависимость от мужчины. Будто я вдруг решила, что он будет рядом всегда, что бы я ни делала и чего бы я ни говорила, сохраняя видимость дистанции.
Знаете, в чем проблема всех людей? В том, что мы часто говорим довольно толковые здравые вещи. А поступать продолжаем, как последние идиоты.
– Пробок не было. Так что я приехала раньше. Надеюсь, я не сильно вам помешала, – сделала покер-фейс.
– Да нет. Мы обсудили то, что хотели. Лёлька – моя одногруппница. Её отец здесь у меня. Так что…
– Ты не обязан передо мной отчитываться.
Орлов сузил глаза:
– А я и не отчитываюсь.
– В перевязочной все готово? Я Машку на тётю Надю оставила, боюсь, как бы она не устроила ей концерт.
– Тогда пойдем. Ты все еще против общего наркоза?
– Угу.
– Местный – что мертвому припарка в этом случае.
– Я тоже врач. Помнишь? Я в курсе, как это происходит.
– Как знаешь, - еще больше помрачнел Орлов.
Вместе мы вошли в смотровую, где и впрямь уже все было приготовлено. Я провела пальцами по контейнеру из нержавейки. Коснулась инструмента…
– Господи, как я тоскую по этому, - вырвалось само собой.
– Придется потосковать еще как минимум полтора года, – не отвлекаясь от работы, пробормотал Орлов. Потрогал кожу вокруг спицы, проверяя чувствительность.
– Полтора года? Почему полтора?
– Все в порядке?
– Да вроде бы. Так почему полтора?