Воскресший гарнизон
Шрифт:
— Значит, существуют какие-то секретные инструкции, о которых я не информирован.
Штубер молча кивнул, а затем все-таки утешил капитана:
— Не огорчайтесь. Подозреваю, что я о них тоже не информирован. Во всяком случае, не обо всех.
— Может, так оно и лучше. Судьба предпочитает неожиданности. Жалко, правда, ведь именно в этой местности проходили все учения зомби.
— Но теперь мы не на учениях, капитан. Если зомби поднимутся в контратаку, большую часть из них поляки выкосят из автоматов, поскольку никогда не были склонны к рукопашным. Это русская морская пехота,
— Вот и бросить бы против них тибетцев.
— Не спорю, это было бы зрелище. Прикажете связаться с маршалом Жуковым, чтобы срочно перебросил сюда из-под Ленинграда или из Севастополя батальон морских пехотинцев?
Свирепый Серб понимал, что Штубер явно иронизирует по поводу его пристрастия к рукопашным боям, но он и впрямь уже воспринимал зомби-воинов как собственное творение, и результаты своих стараний желал видеть в бою.
— Командуйте, капитан, командуйте, — подстегнул его тем временем штурмбанфюрер. — Уводите лучших зомби-воинов из окопов. Как я уже сказал, продержаться вам следует до ночи, так что молите Создателя, чтобы он не слишком затягивал со своим очередным светопреставлением.
— Этих зомби тоже будут переправлять за Одер?
— Пока не ясно.
— Скорее всего, с ними возиться не станут, они ведь не эсэсовцы.
— Слишком много неясностей, капитан. Возможно, в будущем, да, их тоже переправят. Но пока что задача у нас одна: использовать зомби там, где они в самом деле способны проявить себя.
— Считаете, что это поле боя недостойно их геройской гибели?
— Я ведь не о гибели говорю, а о том, чтобы использовать их с наибольшей пользой. Например, когда русские вновь прорвутся в подземелья «Регенвурмлагеря» и там завяжутся «уличные бои».
— В таком случае, мы — единомышленники, штурмбанфюрер, — слегка коснулся его предплечья Свирепый Серб. Впрочем, никакие проявления дружелюбия хоть как-то смягчить выражение свирепости на лице этого гиганта-серба не способны были.
В «резерве командования» Штубер оставил только одно отделение тибетцев и отделение зомби-славян, остальных отправил в казематы. Резерв этот был спрятан за центральным колпаком дота, в убежище, созданном под мощным скальным козырьком, где его не могли достать ни артиллерийские снаряды, ни штурмовая авиация русских.
Именно эти два отделения должны были вступить в бой в том случае, если бы солдаты противника прорвались к самому доту. Что же касается только что прибывших зомби, то, по приказу Свирепого Серба, они были разбавлены власовцами и немцами-тыловиками, которые теперь, пользуясь затишьем, напоминали ожившим пленным азы солдатской науки.
Начальную военную подготовку эти зомби прошли сразу же после воскрешения, поэтому в массе своей окопное обучение воспринимали относительно легко. В какие бы шахтерские или ремонтные бригады ни входили зомби, они все равно числились бойцами гарнизона, поэтому творцы обязаны были позаботиться об их военном обучении.
37
Дважды поляки и русские прорывались на флангах дота «Шарнхорст» и дважды зомби хладнокровно отбивали атаки тех, кто каким-то чудом уцелел под пулеметно-ружейным огнем гарнизона дота. А во время третьей атаки, когда более двух десятков русских автоматчиков сумели подползти с тыла и броситься на бетонный дот как на мелкое препятствие, наконец-то произошло то, чего барон так упрямо ждал. Притаившись под противоосколочным козырьком, за невысоким бетонным барьером, десятка тибетских зомби-диверсантов врезалась в их атакующую «лаву».
Телефонист «Шарнхорста» уже второй раз напомнил штурм-банфюреру, что комендант лагеря требует его к себе, но и на сей раз тот упрямо отмахнулся. Как он мог уйти именно сейчас, когда на поле схватки уже взблескивали при тусклых лучах солнца германские штык-ножи и русские «финки», скрещивались приклады автоматов и коротких кавалерийских карабинов, любимого оружия тибетцев; когда с места схватки доносились отборный русский мат, стоны раненых и короткие пронзительные взвизги разгоряченных пришельцев из далеких гор?
Приказав гарнизону дота прекратить огонь в данном направлении, Штубер, наблюдавший за разгоравшимся «русско-тибетским мордобоем», как назвал его неугомонный фельдфебель Зебольд, все же лично умудрился троих русских, неосторожно отделившихся от свалки, «отстрелять», остальных же уложили сами тибетцы. Причем одного из русских, потерявшего на время сознание, они сумели затащить в дот.
— Слишком увлекаетесь демонстрацией своих мудреных приемов, — отчитал он уцелевших семерых зомби, двое из которых были ранены — один в предплечье, другой в грудь, однако продолжали сражаться. — Но это война, это фронтовой бой, а не спортивные схватки в горном селении. А, что скажешь? — по-русски обратился к очнувшемуся пленнику, коренастому курносому крепышу, с лицом, щедро усеянным веснушками. — Как они, эти дикари-азиаты, отчекрыжили вас, забулдыг неопохмелившихся? — с русскими диверсант всегда старался говорить в «русской манере».
— Лучше скажи, где вы их, обезьян этих, набрали? — медленно поднимался с бетонного пола сержант.
— И еще знаем, где взять. Сформируем пару дивизий, они вас опять до Москвы гнать будут.
— Ну, мы им тоже врезали, как положено, — сплюнул сержант сгусток крови.
— Ни фига вы им не врезали, — умышленно заводил его Штубер. — Хреново деретесь. Перевелись. Забыли, что такое настоящая русская рукопашная. Я наблюдал за тобой. Ты даже элементарно кулаком в морду — и то дать не способен.
Русский по-бычьи помотал головой, что-то там прорычал себе под нос и попытался съездить Штубера по челюсти, но тот перехватил его руку и через бедро швырнул на пол. Взмахами рук предупредив Зебольда и тибетцев, чтобы не вмешивались, он позволил русскому подняться и тут же вонзился кулаком ему в солнечное сплетение, а затем ребрами ладоней врубился в шею.
— Так что, переходишь к нам добровольцем? — напористо спросил сержанта, когда тот вновь пришел в себя. — В диверсионную группу? Обучим всем мыслимым приемам, подготовим так, что руками-ногами орудовать будешь похлеще наших азиатов. Предлагаю только один раз, исключительно из уважения к твоей мужской злости.