Восьмая нота Джокера
Шрифт:
??????????????????????????
– И ни в чём себе не отказывай, - хмыкаю, сминая бумажку, и иду в свою новую комнату.
Нет, мне грех жаловаться – я никогда и ни в чём не нуждалась, благодаря маме. Но с появлением этого мужчины она как будто совсем забыла, что мне тоже иногда нужна её компания, даже если я об этом не говорю. Просто раньше мы были гораздо ближе, несмотря на её вечную занятость. По крайней мере, до того, как моя жизнь стала похожа на фильм ужасов…
С другой стороны, хорошо, что никого нет дома – отчим отдал мне на растерзание пристройку, где я могла танцевать,
– Всё будет хорошо, - уговариваю себя, заходя в спальню, и едва эти целительные слова доходят до мозга, раздаётся звонок с ноута, заставляя подскочить на месте.
На мониторе фотка моего друга Женьки, но я мешкаю, прежде чем ответить. Боюсь непонятно чего, хотя внутренне пониманию, почему так себя чувствую, и всё же не могу себя перебороть. Жду, пока он не перестанет, но этот парень слишком упрям, чтобы сдаться – все хорошие спортсмены такие, – и я вынуждена сделать это первой.
– Привет, - машу, улыбаясь.
– Почему в прошлые разы не отвечала? Слиться решила?
– тут же набрасывается на меня.
Когда-то мы были партнёрами по танцам, и видеть его, зная, что давно нашёл мне замену, больно для самолюбия, но что ещё хуже, я не имею никакого права на обиду. А мне бы хотелось, чтобы оно у меня было.
– Извини, - покаянно вздыхаю.
– Я совсем замоталась с этим переездом.
Молча разглядывает меня, будто ищет какие-то подтверждения своим собственным умозаключениям, но ничего не говорит, хотя я знаю, сколько у него мыслей по этому поводу.
– Ну как ты там?
– Пока жива, - пожимаю плечами, и Женька хмурится, будто сказала что-то плохое.
Мы оба испытывали друг к другу нечто большее, правда, мне всегда казалось, что я была увлечена им гораздо сильнее. После года моей реабилитации я поняла это чётко, когда в его глазах увидела эту жалость и дурацкое сочувствие, ожидая, что найду в них только поддержку и веру, что у меня снова всё будет хорошо. Но так и не нашла.
– Как Ира?
– спрашиваю чисто из вежливости, но внутри ненавижу эту девчонку, занявшую моё место.
– Справляется, только без тебя не то, - признаёт вполне искренне, и я знаю, что это правда.
У меня вовсе нет тщеславия по поводу собственных прошлых успехов – я просто знаю, на что была способна, и на что способны другие, но от этого совсем не легче, ведь они там, а я здесь.
– Надеюсь, к соревнованиям она будет лучше.
Только бы не разреветься. Я год держала эмоции под самым надёжным замком, не позволяя себе и слезинки, но сейчас готова была взорваться из-за простого звонка. Вот бы моя терапевтша сейчас порадовалась, конечно.
– Ты… приедешь?
– спрашивает неуверенно.
Не приеду. Не хочу. Да просто не могу видеть, как кто-то исполняет мою мечту.
– Я не знаю, Жень. Я даже не знаю, что там со школой, и вообще, что будет дальше… Не буду ничего обещать, ладно?
– Тогда, может, мне приехать?
Когда я лежала в больнице он спросил то же. Наверное, мне ещё тогда стоило задуматься, ведь обычно те,
– Лучше готовься к соревнованиям, - нахожу в себе силы улыбнуться, и Женька тоже расслабляется, хотя его улыбка всё ещё кажется мне неестественной.
– Слушай, мне вроде как надо ещё кое-какие коробки разобрать, а то мама будет ворчать, - очередная ложь, - так что я пойду, ладно?
– Окей, не хочу тебя отвлекать.
– Враньё.
– Не пропадай, хорошо?
– Пока, - первая отключаюсь, выдыхая, как после пробежки, и хочется что-то расколотить.
Вместо этого переодеваюсь, хватаю колонку и иду выплёскивать эмоции.
С помощью танца, как и с помощью музыки можно выразить гораздо больше чувств, чем словами. Именно поэтому я когда-то выбрала их, потому что в детстве много дралась с мальчишками, и мама не дала мне пойти на борьбу. Не для девочек, мол. Правда, мне всегда казалось, что это она парней пожалела…
На улице ещё душно, но меня это не останавливает. В пристройке прохладно, и я включаю на телефоне свой сборник, а потом всецело отдаю все свои переживания движению. Мне не нужно думать о чём-то или гадать, как я выгляжу – всё, что накопилось, сейчас вырывается наружу, пока звучит микс одной из любимых корейских песен.
Да, мне больно.
Эта боль дерёт когтями изнутри, ища себе выход, но больше я не могу её прятать.
У меня пытались отобрать то, что я любила больше всего, но я выжила и снова могу танцевать. Пусть ещё тяжело, пусть мышцы не готовы, потому что такая травма не проходит бесследно, только ни за что на свете я не позволю никому решать, что я могу или не могу. Я всё способна преодолеть, пока жива. И мне не нужна сцена с огромным залом людей, чтобы это доказать.
Улыбка расцветает на моём лице, когда я делаю очередной поворот перед финалом песни. Поднимаюсь на носки, чувствуя стекающую каплю пота по виску, задираю ногу, и в этот момент какой-то посторонний звук врывается в мой мир, резко вырубая музыку.
Застываю, едва не потеряв равновесие, тяжело дышу, и вижу, что мой телефон валяется на полу, сбитый прилетевшим откуда-то баскетбольным мячом. Его владелец стоит неподалёку рядом с другом, а я узнаю в блондине того неандертальца, который чуть не снёс меня на входе в клинику, и что-то в нём не даёт мне перестать смотреть в ответ.
– Зачётные ноги… для карлика, - ухмыляется он.
– Мяч не подашь?
Не знаю, почему просто продолжаю смотреть на него. Оскорбление не бесит настолько сильно, как его наглые глаза, осматривающие так, что не по себе становится. Они затягивают куда-то, уводят в темноту, из которой так просто не получается выбраться, но у меня находятся силы.
– Конечно, - отыскиваю в себе самую милую улыбку, подхожу ближе и что есть дури бросаю мяч в сторону леса.
Он перелетает через забор, катится вниз по склону под недобрым взглядом, а потом исчезает где-то у озера с эпичным плеском. Больше не улыбаюсь, и, развернувшись к парням спиной, покидаю место преступления, так и не дождавшись от них никакой реакции, правда, вскоре до меня доносится глумливый смех второго баскетболиста.