Восьмиконечная
Шрифт:
Испытывая досадное чувство усталости от своей жизни и обиду на всех окружающих, я начинаю лупить Валлеса кулаками сначала в плечо, а потом куда попадется. Больше не в силах держать в себе все болезненные переживания и вспышки гнева – я выплёскиваюсь на Маркуса. За все обиды и боль, что он уже успел причинить мне, за своего мужа, который оставил меня одну разгребать наши опустевшие отношения, за тяжелую работу. За отчуждение от людей, за невозможность почувствовать себя желанной, за все, что приходило мне в голову – я ненавидела
– Успокойся! Безумная! – Валлес пытается закрываться от моих ударов, но я даже не вижу, куда они приходятся, из-за слез, застилающих мои глаза. Меня накрывает истерика и отчаяние, озлобленность на весь мир. – Тейлор! Кому говорю! Остановись!
Он перехватывает мои запястья, заламывая и прижимая к спинке сиденья у меня над головой, слегка наваливается на меня своим телом, насколько это возможно с водительского сиденья, и яростно целует меня в губы, второй рукой подтягивая меня к себе за талию.
Воздух полностью покидает мои легкие, и я впадаю в оцепенение, не понимая, что происходит, будто это происходит не по-настоящему. Я распадаюсь на тысячи осколков, пока Маркус грубо сжимает мои запястья, но нежно и чувственно целует меня, лаская своим языком мой рот. Я отрываю свои губы от его губ, перехватывая кислород ртом, и тщетно пытаюсь вырваться из его хватки.
– Отпусти… – так тихо шепчу я, отвернувшись и закрыв глаза, что даже сама себя не слышу. Чувствую тяжелый вздох Маркуса рядом со своей шеей, и он немедля отпускает мои руки, возвращаясь на свое место и заводя машину. Машина трогается, я всем корпусом переворачиваюсь к своему стеклу и одергиваю подол платья, который в суматохе задрался, чуть ли не до самых ягодиц.
До самого моего дома мы едем в полнейшей тишине, дорога кажется бесконечно долгой. Я обнимаю себя руками в попытке почувствовать хоть какую-то защиту. На улице уже начали показываться предрассветные сумерки, где-то на горизонте, через дома появляются светлые пятна раннего утра. Сердце сильно щемит, отдавая резкой болью где-то в боку, но я продолжаю пребывать в спасительной отрешенности от реальности и всего происходящего. В голове нет ни единой мысли, только пустота и черная меланхолия. Я все еще не осознала, что произошло несколько минут назад и как теперь дальше с этим жить.
Иномарка плавно тормозит около моего дома, и я выскакиваю из машины, не издавая ни звука и не оборачиваясь. Я не знаю, смотрел ли он мне вслед, хотел ли что-то сказать, как-то объясниться, но я слышу, как по-прежнему работает двигатель машины за моей спиной у дороги, он все еще не тронулся с места. С третьего раза дрожащими руками я попадаю ключом в замочную скважину и захожу. От бессилия сползаю спиной по закрытой двери, прижимаю колени к груди и с ужасом начинаю осознавать произошедшее между нами.
Зачем он это сделал? Зачем поцеловал меня? Я же никогда не давала ни единого повода испытывать ко мне что-то. Не вела себя
Я чувствую огромную вину перед мужем, хотя не сделала ничего ужасного. Я не ответила на его поцелуй, отвергла его. Возможно, моя вина в том, что я неосознанно села к нему в машину, хотя после случая в парке решила больше никогда этого не делать.
Я поднимаюсь с пола и иду в душ, пытаясь смыть с себя весь позор и грязь, которыми я успела покрыться за сегодняшнее раннее утро. Мысли в голове на секунду возвращаются в сон, где я непристойно целую Валлеса, пока он ласкает меня.
Наверное, алкоголь все еще дает о себе знать у меня в крови. Стараясь искоренить все мысли о нем, включаю холодную воду над головой. Тщетно пытаюсь переключиться и не думать о человеке, образ которого отказывался исчезать перед глазами.
19 июня
Громкий звонок сотового, орущий где-то под подушкой в сотый раз, заставил меня открыть глаза. Солнце уже вовсю сочилось через тюль в комнате. В болезненной голове стоял такой шум, что хотелось исчезнуть. Я долго и не спеша, но раздраженно, пытаюсь нащупать под подушками свой телефон. На экране высвечивается номер Лукаса.
– Да, – осипшим голосом шепчу я, сдерживая тошноту, подступающую к горлу.
– Элизабет? Что с твоим голосом у тебя все в порядке? Мы все утро не можем до тебя дозвониться, Сэм вообще уже поехал к тебе, – обеспокоенно выдает Лукас. Я пытаюсь приподняться в кровати на локтях, и легкое головокружение начинает свою атаку – все-таки я слишком много вчера выпила. – Лиз, ты меня слышишь?
– Да, да.
Медленно по стенке я бреду к кухне, чтобы выпить сразу всю пачку аспирина и мысленно обещаю себе больше никогда не пить.
– Господи, ты что, пьяная?! – восклицает коллега где-то на том конце.
– Лукас, боже, ты можешь так не кричать, у меня сейчас голова взорвется, – ною я беспомощным голосом, еле передвигая языком. Время на кухонных часах показывает одиннадцать дня. И я открываю ящики кухонного гарнитура в поисках аптечки.
– Лиз, я извиняюсь, что прерываю твое восхитительное похмелье, – язвительный тон Лукаса становится немного тише, – но я созвонился с брокером. Он сможет включить тебя в список гостей аукциона, нам нужно указать, кто будет твоим спутником.
– Я пойду одна, – уверенно отвечаю я, опустошая бокал с водой. – Пусть все мужики катятся к черту.
– Ты уверенна? Я все-таки считаю, что кто-то должен тебя подстраховать, – после долгой паузы неуверенно добавляет коллега.
– Не волнуйся, я … – слышится звонок в дверь, и я медленно бреду к коридору. – Лукас, давай созвонимся чуть позже, кто-то пришел, мне нужно открыть. Встретимся вечером в офисе.
Я открываю дверь, и на секунду яркое солнце слепит мои глаза. Стоящий на пороге Сэм взрывается в громком хохоте.