Восьмой ангел
Шрифт:
Демьян завис над местом, где секундные доли назад стояла незнакомка из бара. Он не мог ошибиться. В игре он использовал все степени зоркого видения, плюс память чувств подключил. Собственно, они-то ему и дали сигнал.
Но он все равно не успел.
Ушла. Опять скрылась. След? Отсутствует. Только легкая дымка ее духов. И черный провал, Рогатый с Горбатым!
* * *
Когда Демьян второй раз за эту ночь вошел в дверь гостиницы, охранник вскочил по стойке «смирно». Его правая рука так и чесалась отдать честь. Подумать о том, что постоялец через дверь обратно не выходил, умственных
За стойкой портье сидела уставшая некрасивая молодая женщина лет тридцати. Людмиле пришлось выйти посреди ночи, потому что один из дежурных слинял прямо с рабочего места. А этот участок находился как раз под ее контролем. Так объяснила старший администратор. На самом деле просто она этого дурачка сюда привела. Племянник подруги сослуживца мужа. Ищи теперь следы. Учат же умные люди: не делай добро не получишь в рожу!
Не повезло. Белье в стиральной машине, наверное, уже постиралось... Утром девочек некому будет собрать в школу… Найдут ли они творог в холодильнике на завтрак, он там, сзади, за пакетами с молоком… Муж что-то пошло шутил по поводу вызова и ночных бабочек. Господи, да ее на пушечный выстрел к этим красоткам не подпустят, разве что оттенить пейзаж.
При виде входящего незнакомца администратор встала и профессионально растянула улыбку.
Доброй ночи! Чем мы можем вам помочь?
Людишек в фойе Демьян проигнорировал. Он взлетел по лестнице, практически не касаясь дырявого ковра, вскочил в открывшуюся как по волшебству дверь лифта и исчез.
Он здесь живет! – громким шепотом произнес охранник. – Это тот, 13 дробь 66. Ну, из-за которого Генка сбег.
А ключ? недоуменно спросила портье, Ключ ему что, не нужен?
Внутренний голос при этом нашептывал администраторше: «Ничего ему от тебя не нужно, ни ключа, ни улыбки, ни тебя... Разве не видишь?»
Вижу! – вслух ответила сама себе Людмила и плюхнулась обратно за стойку. Ее взгляд упал на сотовый в секции для квитанций.
Это Геннадия телефон? – она показала аппарат охраннику.
Кажись да, тот почесал репу, он еще такой прикольный сигнал туда поставил: сирену милицейскую.
Очень своевременно, съязвила дежурная. – Ну что ж, будет ему и милиция, и скорая с психиатрической! Развели тут бардак! ее взгляд упал на маленького жучка, выползающего из-под накладной панели телефона, И насекомых!
Она с чувством хлопнула мобильником по столу.
Еще не хватало домой тараканов с работы притащить!
Стерла образовавшееся мокрое коричневое пятнышко ребром ладони и кинула сотовый в сумочку. Людмила надеялась, что ради мобильника протеже Гена точно явится к ней на разговор. Вот уж где она душу отведет…
* * *
Из зеркала лифта Демьяну скалился лысый череп.
Спасибо за заботу. Взбледнулось малехо – мало бываю на свежем воздухе.
Он поклонился отражению и вышел.
Щелчок пальцев высек только легкий дымок. В коридоре немедленно загорелась надпись «No smoking».
Вот ведь, Рогатый, всю наличку на этих людишек спустил! – в сердцах воскликнул он.
Достаточно! Нужно взять себя в руки. Еще немного и он уподобится своим нервическим кузинам. В одежде Демьян плюхнулся на двухспальную кровать.
Отдых и только он. Завтра его ждет Майами!
* * *
Домовой это непризнанный герой. Служитель Андерграунда в перманентной командировке. Сильнейший эмпат и неплохой знахарь. Известно, что дома и стены помогают, ошибочка вышла – в родных стенах подопечного домовые прочувствуют и вылечат. Или доведут до ручки. Если жильца невзлюбят.
Вот поэтому они, домовые, все из Ада. Пакостить уж больно любят. Намастрячились факирно-иллюзионному делу не хуже знахарского ремесла. Еще и со шкодливым эффектом. А у людей одни расстройства от этого. Негатив то бишь!
Ах, как обидно, что какая-то капля дегтя портит целую бочку добра. Добра, сделанного не за страх, а за совесть. С теплотой, пусть и ернической, и душевной тревогой, что никому в итоге твоя забота не нужна.
Захарыч, знаменитый на всю первопрестольную смотритель «Гостинки» отдавал последние поклоны собратьям по цеху. Следующим утром была назначена казнь его дома. Он попрощался со зданием, которое хранил почти три века, пожелал упокоения каждому гвоздику и кирпичику. И ушел, гордо, не оглядываясь, проститься с друзьями перед неизвестной дорогой за грань.
Соберись в эту ночь террористы здания на воздух поднимать, им бы и искорки от тротила хватило. Большинство домовых в эту ночь насиженные места покинули, сопровождая Захарыча в его прощальном кутеже. Сам герой не захотел в свой последний день горькую в кабаке пить, грустью наливаться. Решил с визитом по знакомым пролететь, улыбкой одарить на прощание.
Последним в этом списке был и Лесик со своей вотчиной в «Сталинградской». Захарыч был завязан семейным родством с ним, седьмая вода на киселе, конечно, хотя уму-разуму в свое время учил на практике. Да и не хотелось кряхт и хруст стариковский слушать под конец, бажалось у молодости в гостях задержаться.
Получивший сообщение Лесик споро сообразил застолье в Центральной зале. Ни душ собственных из жалования не пожалел, ни припрятанных бумажек валютных. И лосось, и икорка, и поросенок в яблоках – все чин-чинарем. Захарыч прослезился, остальные домовые одобрили, на заметку прыткого да молодого взяли.
Пир шел своим чередом, когда в зале материализовался Демьян.
Демон! – обмер кто-то из молодняка.
Несмотря на установки типа «Полное расслабление… Отдых... Спать!!!», Демьяну не удавалось никак прийти в норму. Он вертелся, укладывался вдоль и поперек, считал овечек. Попробовал посмотреть местный ящик ему, спецу-любовнику стало мерзко от примитивного юмора ниже пояса, транслируемого земным телевидерием. Тогда он решил поискать домового. И нашел.
Он здеся на постое-с, шепнул Лесик соседу, морщинистому, дюже волосатому дедку в лаптях и косоворотке. Из-под дедовских густых бровей вылетела мысль-молния, впрыгнула на ухо к Захарычу, и стала что-то нашептывать.
Выслушав посланку, виновник сам прервал затянувшееся молчание:
Не обессудь, демон, что гуляют-с домовые на твоей территории. Захарычем меня кличут. Это я их всех собрал-с.
Я в курсе проблемы. Разрешаю, – и повернулся было, чтобы уйти, но Захарыч обратился к нему снова.