Восьмой грех
Шрифт:
И Соффичи нельзя было причислить к друзьям кардинала. Тем не менее монсеньор верно служил своему начальнику. Такой человек, как Соффичи, на первое место ставил служебный долг. Он без колебаний дал священную клятву, что унесет тайну с собой б могилу, когда Гонзага иод большим секретом посвятил его в свои планы.
Дорога все круче уходила в гору, идти становилось тяжелее. Соффичи с трудом дышал, хватая ртом воздух. Он не был любителем спорта. Мокрые ветви кустарника по обеим сторонам дороги хлестали его по лицу, вся одежда промокла насквозь, и это, разумеется, не вызывало положительных эмоций.
Вдруг после очередного крутого поворота, за густыми зарослями, Соффичи различил каменную ограду. Он остановился и, взглянув вверх, увидел за деревьями массивные каменные стены и башни громадного замка.
— Господи Иисусе, — прошептал он. Вид строения с зубцами и эркерами вызвал в нем беспокойство. Соффичи представлял замок Лаенфельс более дружелюбным.
Секретарь нерешительно направился к воротам замка. Приблизившись, он разглядел караульную будку, стоявшую возле решетчатой двери. В маленьком окошке горел свет, хотя было уже довольно светло. Все выглядело угрожающим и таинственным. Соффичи с трудом представлял, для каких целей был воздвигнут этот замок на высоком берегу Рейна и зачем он нужен Гонзаге.
Из замка не доносилось ни звука: ни голосов, ни шагов — ничего. Поднявшись на цыпочки, Соффичи попытался заглянуть в окно будки. Крошечное квадратное помещение больше походило на келью монаха-отшельника. Голые стены, грубо отесанный стол, перед ним стул, напротив окна — простая деревянная лежанка без подушек, на стене — старомодный телефон. На неудобной лежанке дремал охранник. Яркая лампочка без абажура, висевшая под потолком, мешала ему окончательно уснуть. Нарушал идиллию только автомат, в боевой готовности лежавший на стуле.
Соффичи хотел было постучать, по вдруг услышал звук мотора. Альберто все же удалось завести свой «фиат». С черепашьей скоростью автомобиль полз в гору.
Охранник в будке всполошился и, прихватив оружие, подошел к окну. Соффичи посмотрел на бледное тощее лицо.
— Кодовое слово! — требовательно произнес охранник.
— Кодовое слово… — Соффичи запнулся, увидев перед собой дуло автомата, — «Апокалипсис 20:7».
Охранник вяло кивнул и закрыл окно. Соффичи видел, как пи взял телефонную трубку и что-то в нее сказал. Через несколько секунд тяжелая стальная решетка со скрипом поднялась, будто вздымаемая демонами, и исчезла в верхней части ворот.
Тем временем Альберто остановил машину у ворот. Охранник вышел к ним и попросил прибывших следовать во двор замка. Их уже ждали. Из крытой галереи, ограждающей внутренний двор своим пятигранником, высыпали люди, одетые в черное. В мгновение ока они окружили машину.
Подошел Соффичи и помог кардиналу выйти из машины. Тот выглядел смущенным в виду такого количества народа.
Высокий узкоплечий человек в черном сюртуке и с черными же длинными волосами, зачесанными назад, обратился к Гонзаге с вопросом, даже не поприветствовав его:
— Все прошло хорошо?
Его звали Аницет.
Занимая пост государственного секретаря, Гонзага привык, что к нему обращаются почтительно. Положение обязывало его вести себя с большим достоинством, но как раз почестей ему почему-то не оказали.
— Доброе утро, господин кардинал! — поздоровался Гонзага, не отвечая на вопрос. — Ужасное место.
Оба кардинала были знакомы очень давно. И оба видели друг друга насквозь. Судьбоносным в этой ситуации было то, что кардинал Аницет не просто оказывал влияние на государственного секретаря, а держал его в кулаке. За это Гонзага его ненавидел. Аницет хвастливо называл себя магистром — это больше, чем полагалось христианину, а про кардинала уж и речи не могло быть.
— Что касается вашего вопроса, — после паузы сказал Гонзага, — то все прошло по плану.
Аницет уловил иронию в голосе кардинала, но вел себя так, будто не заметил этого. На его тощем лице появилось даже некое подобие вежливой улыбки, когда он сделал Гонзаге приглашающий жест рукой.
Замок Лаенфельс в середине девятнадцатого века построил по образцу средневековых укреплений один сумасбродный англичанин. Строительные работы так до конца и не были завершены, поскольку Джеймс Томас Балвер (так звали того англичанина) в одну страстную пятницу перевалился через перила башни и в результате падения с тридцатиметровой высоты расстался с жизнью.
Один прусский промышленник, который занимался производством пуговиц, купил недостроенное здание. Но и ему не посчастливилось увидеть замок во всей красе. Незадолго до окончания работ его из ревности пристрелила одна из любовниц — танцовщица берлинского кабаре.
С тех пор и пошел слух, что на замке Лаенфельс лежит проклятие. Здание это через несколько десятилетий превратилось в руины, потому что так и не нашлось покупателя, который был готов выложить за него помимо цены еще и миллионную сумму на реставрацию и окончательное восстановление.
Чиновники из муниципального совета города Лорх (замок на тот момент давно перешел во владение городской общины) были крайне удивлены, когда вдруг объявился некий итальянец по фамилии Тецина. Вид у него был презентабельный: дорогой костюм и темно-коричневый пятисотый «мерседес». Но на самом деле это оказалось единственным, что можно было сказать о нем.
Одни утверждали, что Тецина — адвокат, представляющий какой-то неизвестный орден, другие говорили, будто он связан с русской мафией. Однако же доказательств ни тому, ни другому не было. Тецина выписал чек на оплату наличными — цену за покупку и реставрацию. Правда, вскоре встал вопрос о происхождении этих денег.
Казалось, государственный секретарь догадывался о том, что таят стены старого замка. Он все время думал о том, что, возможно, происходит в Лаенфельсе, и эти мысли настолько волновали Гонзагу, что его даже тошнило, когда он в очередной раз вспоминал о братстве, обосновавшемся в замке. Он чувствовал себя униженным, оттого что Аницет приказал ему следовать за ним, но, тем не менее, семенил за магистром, как собака.
Их путь проходил по внешней каменной лестнице, которая вела на второй этаж замка. Лестница круто возносилась вверх, но на ней не было поручней, за которые можно было бы взяться. Гонзага устал. Силы покинули его. Боясь упасть, он с трудом управлялся со своей драгоценной мантией, в которую был облачен.