Восьмой Лист

Умирать было не больно. Сознание постепенно гасло, как будто кто-то медленно выкручивал лампочку накаливания. Сначала ушла резкость: окружающие предметы, лица склонившихся надо мной хирургов, яркие лампы операционной – все будто погрузилось в белесую дымку, потеряло цвет. Звуки тоже отдалились, превратившись в едва различимый писк, а потом исчезли и они. Тьма. Похоже, это все. От смерти никуда не денешься, не убежишь и не откупишься. Она самый великий уравнитель. Ну, я пожил достаточно, многое успел в своей жизни попробовать, посмотреть на разные страны и людей, что в них живут. Да, иногда смотреть на этих людей приходилось только сквозь прицел автомата, но тут уж издержки профессии, ничего не попишешь. Семью завести я так и не умудрился, да и какая может быть семья у военспеца? Постоянные командировки в горячие точки по всей планете, из которых то ли вернешься, то ли нет, не способствуют

Впрочем, оно, наверное, и к лучшему. Было бы гораздо печальнее умирать, зная, что оставляешь жену и детей. Да… Рак мозга – неприятная штука. Глиобластома, чтоб ее… А самое неприятное то, что симптомов практически не было. Так, несколько раз голова кружилась, но я списал это на усталость после очередного рейда в одной не самой холодной стране. Вечная жара, пыль, назойливые насекомые… И почему, как посылать нас на очередное задание, всегда попадаются такие страны? Где жарко, грязно, песок лезет во все места, но где обязательно есть нефть и наши заклятые «партнеры» с другой стороны шарика, которые постоянно мутят воду? Нет чтобы куда-нибудь на тропический остров с мулаточками… Эх, мечты, мечты… В общем, когда спохватился, было уже слишком поздно. Как сказали врачи, жить мне оставалось несколько недель. Запущенный случай с неясной симптоматикой. Да, я согласился на срочную операцию, благо ведомство, в котором я служил, оплачивало все без проблем. Но… Не судьба. Что ж, не повезло. Ни одного серьезного ранения за двадцать лет выслуги, несколько мелких не в счет, куча наград, хорошие перспективы по службе, и тут на тебе, получи и распишись.

Хм… Странно. Тела я не чувствую совершенно, как будто его нет вовсе. Вокруг непроглядная тьма. Звуков тоже никаких не слышно. Когда человек находится в абсолютной тишине, то может слышать свое дыхание, звук бьющегося сердца. Здесь же не было ничего. Никакого тоннеля, сквозь который я должен лететь к сияющему свету, не появилось, убедив меня в том, что это все сказки. Нет никакой жизни после смерти. Мозг умирает, личность человека, его сущность, распадается и исчезает навсегда. Но… почему в таком случае я продолжаю мыслить? Я мыслю, следовательно, существую. Так сказал Рене Декарт – средневековый французский философ, и я вынужден с ним согласиться.

Ну и?.. Что дальше-то? Довольно глупая ситуация. Висишь в абсолютной тьме просто каким-то сгустком мыслящей эктоплазмы, или что я там собой сейчас представляю… И все? Нет, так дело не пойдет. Ведь неизвестно, сколько времени пройти может. Лучше уж хоть какая-то определенность, чем это. Так ведь и с катушек съехать можно. Уж лучше ад, там хоть какая-то движуха. Тем более что уж меня-то в рай точно не приняли бы, да и верующим я никогда не был. Хм… А если подумать? Я вижу вокруг себя тьму. Но как я могу видеть, не имея глаз? Как там было: «Да будет свет!»?.. Нет, не вышло, изобразить из себя бога не получилось. И что же делать? Мой разум кристально чист, я сейчас мог вспомнить то, что читал на внеклассном чтении, заданном мне в седьмом классе на лето, и что я успел намертво забыть, дожив до своих сорока лет. Причем вспомнить каждую строчку. Я помнил каждую формулу из учебников, что приходилось изучать, от средней школы до военной академии. Я помнил, что было в меню, когда я сидел в кафешке одной маленькой, но очень гордой центральноамериканской банановой республики, в моей первой заграничной командировке.

Нет, свободный разум – это замечательно, но он ничто без действия! Человек должен действовать! Эй, кто-нибудь! Вытащите меня отсюда! Куда угодно, хоть к черту на рога!

Мне показалось или что-то изменилось? Да, точно. Тьма вокруг меня стала не такой плотной, она будто зашевелилась. В ней появились быстрые светлые росчерки, какие оставляют сгорающие в плотных слоях атмосферы метеориты. Их становилось все больше и больше, они обтекали меня со всех сторон. Да я же лечу! Никакого тела у меня не было, как не было какого-либо сопротивления воздуха, но я точно двигался, и двигался очень быстро. Полет, если это был полет, длился недолго. Росчерки замедлились, сначала превратившись в полосы света, а потом и вовсе остановились. Звезды. Это звезды. Я висел в пространстве, а передо мной находилась сияющая звездами вселенная. Стоило прожить жизнь, чтобы такое увидеть.

Я оглянулся. Позади меня колыхалась тьма… Нет – Тьма. Я находился на самой границе между сияющими звездами материального мира и абсолютным ничем. Как говорят ученые, Вселенная то ли бесконечно расширяется, то ли уже сворачивается. Но никто из них не смог ответить, что же находится за границами этой Вселенной. Теперь я знал. Там находится Тьма. Вечная изначальная Тьма, которая была всегда. Мать всего сущего. И из которой я только что вышел. Или родился. Да, наверное, это определение ближе к истине.

Я не помню, сколько времени прошло. Да и по каким часам его можно замерить? Время – это точно такое же изобретение человека, оно относительно. Я не знаю, сколько я пробыл в этой Тьме. Может, час, а может, миллион лет, кто знает. Но сейчас нужно было идти вперед. И Тьма откликнулась. Я снова почувствовал движение. Не такое быстрое, как раньше, но звезды сдвинулись, поменяли свой рисунок. Меня как будто швырнул огромной рукой какой-то великан. Звезды вокруг вращались с бешеной скоростью, рисунок созвездий менялся, как карты в руке фокусника. Но теперь я видел, куда лечу. Нет, Тьма швырнула меня не просто так, она точно знала куда. Планета. Теперь я ее видел. Она приближалась, и очень быстро. Обычная планета: океаны, материки. Она была похожа на Землю. Отличия, правда, были: у планеты два спутника – один примерно такой же, как наша Луна, второй поменьше. Ну и материки имели совершенно другие очертания, уж это не перепутаешь.

Я ведь так сгорю! Скорость была слишком высока. Уж не знаю теперь, что я такое и может ли сгореть душа, или что там вместо нее, в плотных слоях атмосферы, но я поневоле сжался, желая снизить скорость. Душа, сгусток плазмы или информационный код – не знаю что, но влепиться на такой скорости в поверхность планеты мне как-то не хотелось. О, а это еще что? Вокруг меня бушевало черное пламя. Оно облегало меня со всех сторон, как развевающийся плащ. И… Я неверяще уставился на свою руку. У меня появилось тело! Оно было полупрозрачным, зыбким, но я его видел и чувствовал! Только… оно было каким-то маленьким, точно не телом взрослого мужчины. Как это? Почему? Додумать я не успел. Пронзив облака объятым черным пламенем метеором, я устремился к поверхности. Успел рассмотреть леса, поля, гряду гор вдалеке. И большой город, в центре которого находилось что-то очень похожее на рыцарский замок. К этому городу меня и несло. Я привычно сгруппировался перед ударом, как при прыжке с парашютом, хотя прекрасно понимал, что никакого парашюта у меня нет, да если бы и был, он все равно бы не помог при такой скорости. Как в замедленной съемке, мелькнули покрытые черепицей крыши, мощенная булыжником мостовая и испуганные глаза лежащего на земле мальчишки, одетого в какие-то грязные лохмотья.

Удар.

Ох, как же все тело болит… Как будто его долго пинали ногами. Стоп. Тело! Я его чувствую! Чувствую боль в ребрах, саднит лицо и колени. Чувствую прохладный ветерок, твердые холодные булыжники под спиной. И запахи. Вонь, какую издает сточная канава. Такие до сих пор можно во множестве встретить в странах третьего мира, цивилизация там укорениться так и не смогла. Запах дыма. Нет, это точно не запах выхлопных газов, знакомый любому современному городскому жителю, нет. Запах горелой пищи, дров. И еще какой-то странный запах, будто кто-то рядом разлил разом содержимое аптечного киоска. Да, очень похоже на запах лекарств. Ладно, пора открыть глаза. С помощью обоняния и осязания можно многое узнать, но девяносто пять процентов информации об окружающем мире человек получает именно от зрения.

Внезапно щеку обжигает резкая боль от удара. Провожу рукой по лицу и наконец открываю глаза. Кровь. Моя ладонь покрыта кровью. Боль, кровь… Это хорошо. Это значит только одно – я в самом деле жив! Мертвецы не чувствуют боли и кровью не истекают. Я усмехнулся. Похоже, Тьма дала мне второй шанс, закинув в этот мир и в чужое тело, знать бы еще зачем. То, что это не мое прежнее тело, я понял сразу же, тут не ошибешься. Но это обдумаю позже. А пока… Слева мелькнула тень, и инстинкт, натренированный сотнями боевых рейдов, заверещал, предупреждая об опасности. Я поднял голову, повернувшись в сторону возможной угрозы. И вовремя. Мне в лицо летела подошва сапога. Добротного, кожаного, с толстой подошвой, подкованной для надежности и лучшего сцепления железными гвоздями. Тело отреагировало само. Резко повернуться в сторону, пропустив мимо удар ногой, крутануться на спине, пнув нападавшего под колено. Противник с воплем рухнул наземь. Драться можно и лежа, главное – знать как. Другое дело, что это работает только против одного противника. У лежащего на земле мало пространства для маневра, и если нападающих больше, то падать нельзя, просто забьют ногами. Поэтому делаю перекат через голову и поднимаюсь на ноги. Перед глазами все плывет, ноги держат плохо. Похоже, этому телу нехило досталось. Кровь из рассеченного лба заливает глаза. Я мазнул тыльной стороной ладони по лицу, смахивая кровь, и бросил быстрый взгляд по сторонам, оценивая обстановку. Убежать не получится, меня зажали в каком-то закоулке, больше похожем на каменный мешок. Стены высокие, не перепрыгнешь. Плохо. Значит, придется бить на поражение. Передо мной стояли четверо. Подростки в какой-то странной одежде, напоминавшей халаты шаолиньских монахов из китайских фильмов о кунг-фу. Правда, шаолиньские монахи брили головы, а эти, наоборот, носили длинные волосы, заплетенные в косы.