Воспаление колец
Шрифт:
Напильник вовсе не блестит;
Ржавый клинок совсем тупой.
Выйдет с ним в поле древний король,
Вяло взмахнет он бледной рукой,
И пошатнется, будто больной.
Раз махнет и спать пойдет,
А меч на полку покладет.
Лет полтораста меч подождет:
Новый король ржавчину
Вшивые стишки, не так ли? (В особенности это «покладет»!) Я сочинял их три часа!
Р.Р.Р.С. А на хрена мне этот «Р.Р.Р.С.»?»
– Узнаю руку Гнусдальфа! – прослезился Фордо.
– Да, весточка хоть куда! – заметил незнакомец, прочитавший письмо через плечо хрюкка.
– А вот не твое свинячье дело! – разозлился Фордо. Он собрался послать нахала подальше, но вдруг застыл с разинутым ртом. Загадочный незнакомец распахнул куртку, явив взору хрюкка подтяжки, разрисованные синими футбольными мячами.
– Бодяжник! – на весь зал проорал Фордо. – Ты!
– Примерно так, – согласился Бодяжник. – Я.
– И стихи про тебя? – вскричал Фордо.
– Нет! – испуганно вскочил Бодяжник. – Эти кретинские стихи не про меня! И к чему Гнусдальф их приписал?
– Ура! – завопил Мавр, ознакомившись с посланием Гнусдальфа. – Все, теперь никуда не денешься: съедешь от меня как миленький! Слышите? – Он повернулся к залу, сияя, как начищенный ваксой ботинок, и ткнул пальцем в Бодяжника. – Видите этого пиндоса? Я больше не буду кормить его задарма и бесплатно сдавать ему свой лучший номер! А знаете, почему я так делал? Мне Гнусдальф так велел! Но теперь – фигушки! Вот они, хрюкки! Придется тебе съезжать, дорогуша!
– Но сегодня ему еще можно переночевать? – спросил Фордо. – И нам тоже? Да, и поскольку мы очень близкиедрузья Гнусдальфа, я надеюсь, вы не возьмете с нас денег.
– Ночуйте, ребята! – воскликнул Барыган с улыбкой, которая больше напоминала оскал вампира. – Ночуйте, я не возьму с вас платы за постой!.. ПОСТОЙ! – крикнул он гораздо громче, ибо пробирающийся к выходу эльф сделал вид, что не слышит.
– И таким образом, – продолжил Барыган, урегулировав возникшие разногласия в вопросе оплаты с помощью обрезка водопроводной трубы, – номер люкс и дамы в номер. Оставайтесь хоть на ночь, но не больше! К завтрашнему вечеру если кто останется, вот этой вот штукой, – он красноречиво потряс окровавленным куском трубы, – каждому из вас харю сворочу!
Тут тьму за окном разрезал пополам мерзкий визгливый вопль. От неожиданности Фордо прикусил язык, Марси икнул, Опупин рыгнул, а Свэм сказал:
– ( вырезано сердобольной цензурой)!
Бодяжника от вопля побледнел, отвесил челюсть и сполз на пол.
– Набздулы, это набздулы! – зарыдал Марси.
Нарцисс пожал плечами:
– Очень может быть. Въезд в Захолуст у нас свободный. К тому же набздулы всегда исправно платят за пиво...
– Па-апрашу ра-раздельные н-номера! – простонал Бодяжник с пола. Потом икнул и встал, обводя зал шальным взглядом. – А вот что касается алогичной сатисфакции трансцендентного либерализма... – Больше он ничего не сказал: ударом трубы в основание черепа Барыган отправил его в глубокий целительный сон.
– Последняя стадия, – пояснил он хрюккам. – После этих слов у него обычно наступала белая горячка. Чертики, летающие блюдца, все такое. Я думаю, это у него наследственное.
Сидящие, а равно и ползающие по залу клиенты внимания инциденту почти не уделили: они вели себя так, словно кабатчик прихлопнул большую зеленую муху. Впрочем, нет: если бы он прихлопнул большую зеленую муху, шуму было бы больше.
– Нам большой номер с видом на пляж, шеф, – попросил Фордо. – И чтобы дверь запиралась изнутри. Понимаете, есть некто, кто жаждет нашей крови...
– Понимаю. – Нарцисс облизнул длинные белые клыки и сунул обрезок трубы за пояс. Бросая по сторонам нехорошие взгляды, он повел гостей за собой вверх по лестнице. Опупин и Марси, обливаясь потом, тащили на себе Бодяжника – залог быстрого и безопасного путешествия хрюкков в Раздеванделл. Они так думали, по крайней мере.
Барыган привел хрюкков на старый замусоренный чердак (здесь осенью он молотил горох, а зимой набивал перьями подушки, валял служанок и пел народные песни). Дверь на чердак запиралась хитро: не изнутри или снаружи – замка вовсе не было, – а на грязный носок, привязанный к дверной ручке.
Бросив Бодяжника в угол, хрюкки повалились на рваные матрасы и заснули.
Фордо долго не мог уснуть. Ему мерещились странные голоса этажом ниже: «Ой! – Не лезет! – Ой! – Слишком туго, расслабься! – Ой! Ой-ой-ой! – Я тебе покажу тугую резьбу!»
«Лампочку там меняют, что ли?» – подумал хрюкк, прежде чем провалиться в пучину безрадостных сновидений.
Едва забрезжил день (для эстетов, придурков и интеллектуалов: на небо по лесенке взобралась с перстами пурпурными Эос), хрюкки проснулись и снова уснули. Разбудили их вопли Бодяжника. Он стоял с опухшей рожей, плакал и жаловался на ночные кошмары, которые появились якобы из-за тесного соседства с хрюкками.
Свэм затеял с Бодяжником перепалку, но тот быстро пресек ее, стукнув Навозного Распорядителя кастетом по черепу. Свэм тихо повалился на пол, а Бодяжник принял горделивую позу и раздул щеки.
– Я Элерон, сын Экзекутора! – представился он голосом дрожащим, и жестом, исполненным величия и благородства, выдернул из ножен долото. Точнее меч. Точнее – меча не было. Почти. Кто-то обломал его у самой рукояти так, словно пытался вскрыть им нечто эдакое... Сейф, скажем. Чужой сейф.
Элерон воздел обломок над головой и словно вырос.
– Глядите на мой Дрын! – вскричал он, нервно теребя пуговицу ширинки.
Хрюкки в ужасе отпрянули.
– Эй, эй! – закричал Фордо. – Мы это... Зачем нам смотреть на ваш Дрын? Мы еще даже не завтракали...
Элерон сначала побагровел, а затем посинел.
– Это имя моего меча, придурки! Понимаете, нет?
– А где он, этот меч? – осторожно спросил Марси. – Я лично вижу только рукоятку!
Элерон нахмурился.
– У меня были трудные времена, – быстро сказал он. – Финансовые затруднения. Под гнетом сил, которые оказались сильнее меня, я сдал это чудо фрезеровального искусства в ломбард. – Он вдруг всхлипнул, и неизбывная печаль проступила на его жестком некрасивом лице. – Если бы вы знали, какой это был меч! Настоящий раритет! Да что там, не раритет, а артефакт!