Воспаленный мир

Движения Джерома Баурти были отточены до мелочей: ступни легко и мягко, словно заигрывая, отталкивали испещренную засохшими корнями деревьев тропинку, а руки, слегка согнутые в локтях, рывками бросались то вперед, то назад. Немного натирали непривычно высоким задником

новенькие кроссовки с еще более пружинистой подошвой, гарантирующей здоровый позвоночник на ближайшие лет пятьдесят. По спине тек липкий пот, от чего черная майка неприятно липла к коже. Резкими толчками из горла вырывался воздух – “Ффффух, ффффух, ффффух”, – оставляя след легкого перегара, такой непривычный для лесной чащи почти в пятидесяти километрах от города. С его стороны казалось безумием ездить так далеко, рискуя нарваться на расплодившихся в этих местах волков, чувствовавших себя вольготно после того, как население планеты сократилось больше чем вдвое, а природа начала брать свое, отвоевывая километр за километром. Но встать на беговую дорожку или, как прочие жители мегаполиса, проводить утро в местном парке – смерти подобно.

Он не привык отказывать себе хоть в чем-нибудь.

За очередным поворотом деревья уступили место крутому обрыву, на дне которого, метрах в пяти-шести, бурлила горная река, сплавляя поломанные ветки и редкие трупы животных, случайно угодивших в полноводный поток.

Выскочив из-за деревьев, словно новорожденный младенец из чрева многодетной матери – такой же фиолетово-красный и липкий, – Джером остановился и, вдавливая ладони в колени, тяжело дышал.

Он думал о вчерашней ночи и о той девчонке в баре, не сводившей с него глаз. Ее чуть блестящее платье обтягивало молодую упругую грудь, не пряча возбужденно торчащие соски, и едва скрывало невесомые, почти незаметные трусики. Он мог поклясться, что на ней совсем нет белья, если бы сам, прямо у барной стойки, не запустил свои длинные упрямые пальцы ей под платье, пока целовал слишком обильно намазанные розовой помадой пухлые жадные губы. Она была не против отдаться ему прямо там, на глазах у накаченной алкоголем толпы, и Джером почти сдался под натиском накрывающего с головой желания, но вовремя остановился.

Хоть он и не привык отказывать себе хоть в чем-нибудь, но случайный секс не входил в число поступков, ради которых он допустил бы возможность подцепить какую-нибудь гадость. А учитывая место, куда затащил его коллега по работе, с вероятностью в девяносто процентов он рисковал заразиться чем-нибудь даже просто стоя рядом с ней.

Где-то за спиной хрустнула сухая ветка – так ломаются шейные позвонки дешевой проститутки, решившей во что бы то ни стало угодить клиенту и позволить ему впиться жадными пальцами в трепещущее горло за несколько мятых купюр.

Если бы Джером Баурти не думал о влажной, пахнущей сексом и текилой девчонке, он мог насторожиться. Мог обернуться и закричать: “Кто здесь?” в темные тени леса, как делают герои второсортных фильмов ужасов. Но вряд ли его могло это спасти.

Он удивился бы, увидев, кто, мягко ступая по извитой засохшими корнями деревьев тропинке, похожей на изрытые выступающими венами ноги старухи, приближался к нему из лесной чащи. Удивился похлеще, чем вчера, когда обнаружил невесомые, почти незаметные трусики на бедрах той девчонки у барной стойки. А ведь он мог поклясться, что на ней совсем нет белья.

Джером удивился бы, увидев в этой глуши любого, – еще ни разу за последние пять лет, что он каждое утро набегал здесь запланированные десять километров, ему не встретился никто, кроме шустрых полевых мышей и пары кроликов, сигающих в кусты задолго то того, как он успевал разглядеть их сквозь залитые потом глаза.

Пара мгновений, пара уверенных движений, и Джером Баурти лежал на краю обрыва и смотрел

куда-то впереди себя. Он не мог пошевелиться, хоть и чувствовал абсолютно все: как холодные металлические щипцы, похожие на те, какими пользовались раньше для извлечения мертвых детей из утроб матерей, проникают в его горло, ломая зубы, раздирая пищевод. Как острое длинное лезвие разрезает изнутри мышцы и сухожилия, от чего кровь заливает желудок, толчками выходит через горло.

Казалось, что чуть-чуть – и он захлебнется в собственной крови. А еще казалось, что хуже уже быть не может, пока он не почувствовал жгучую адскую боль. До раздувающихся в тщетной попытке надышаться ноздрей донесся запах горелой плоти – его плоти. Он хотел закричать, но не получалось – мешали металлические щипцы, царапающие горло.

Еще какое-то время он ощущал свое тело, его боль и агонию, а потом в глаза ударил яркий свет, и все пропало.

Он больше не чувствовал, как противно липнет майка к мокрой от пота спине, как внизу живота приятно тянет желание от воспоминаний о той девчонке в невесомых трусиках, как воздух с шумом вырывается из легких, проходит по трахее, спотыкается о поломанные зубы и растворяется в чистом лесном воздухе, пахнущем пожухлой листвой, мокрыми после дождя стволами деревьев и мхом, окутывающим камни и сломанные ветки.

Может, пройдет всего несколько лет, и его кости будут обглоданы волками и так же ласково укрыты этим мягким одеялом. И никто и никогда не найдет того, кого при жизни в несовершенной биологической оболочке звали Джером Баурти.

***

Просыпаться не хотелось, но слишком требовательные мягкие руки, настойчиво гладившие его нагое тело, не оставляли выбора. Тайсон О’Мелли перевернулся на другой бок и свалился с двухметровой кровати прямо на мирно спящую лохматую собаку.

– Черт, мать твою, – выругался он и, пошатываясь, побрел в ванную, не обращая внимание на разочарованное “Ты куда?”.

Кроме ослепительно белого кафеля, натертого заботливыми и высокооплачиваемыми служащими их жилого комплекса, ему нравилась огромная душевая кабина, оснащенная по последнему слову техники: упругие струи били со всех сторон, автоматически становясь то напористее, то ласковее, то горячее, то холоднее. Он понятия не имел, как они это делали, но словно читали мысли, скрытые даже от него самого.

Пять минут. Десять. Он нехотя толкнул стеклянную дверь и вышел из клубов пара. Проигнорировав новенькое белоснежное полотенце, Тайсон облокотился о раковину и рассматривал себя в запотевшее зеркало.

Подтянутое худое тело – обычное дело для молодого человека его роста – блестело от воды. Мягкий свет выгодно подчеркивал сечение мышц и сглаживал неровные края шрамов, оставшихся после нескольких автомобильных аварий, в которые он умудрялся попадать с завидным постоянством. Предыдущая – смятый в лепешку о бетонный отбойник моста новенький кабриолет – чуть не стала его последней.

Тайсон протянул руку навстречу своему отражению и медленно провел ладонью по запотевшему зеркалу. Кроме нечеткого силуэта, стали видны карие, цвета прошлогодней листвы, чуть выпученные глаза, широкие черные брови, упрямые губы – верхняя чуть пухлее, от чего могло показаться, что он постоянно чем-то недоволен или просто капризничает.

Да он и не мог назвать себя сильно взрослым, учитывая, что только сегодня ему исполнялось девятнадцать, а по-настоящему взвешенных решений на его счету еще не было. Если не считать взвешенным тот внезапный порыв принять предложение и пойти стажером к известному на всю страну разработчику метавселенных. Он не собирался этим заниматься сам – зарабатывал, играя в компьютерные игры, и даже выигрывал международные турниры. Но погладить самолюбие и помелькать на фотографиях рядом со знаменитостью был не против.