Воспитанник Шао.Том 1
Шрифт:
Он помолчал. Никто не изъявил желания поддержать разговор. Кевинс не обращал внимания, что с ними ехал Рус, и то, что он изучал английский в монастыре.
— Жить без цели, — продолжал настырно свое майор, — ничего не желать, ни к чему не стремиться. Нужно ли тогда жить? Зачем все это? Прозябать в — заброшенном сарае? Такое выдержать может только душа, в которой не осталось ничего человеческого, мирского, которая имеет большое зло на людей. Человек с нормальной психикой через неделю с ума сойдет в такой тюремной обители.
— Вы так думaете? — вмешался с сомнением Споун. — Первоначально и у меня складывалось подобное впечатление. Вы заметили, — повернулся удобней к Кевинсу, — чтобы на
— Я так не думою, — опережающе возразил Кевинс, — приходилось мне бывать и в китайских, и в японских, и в корейских, и прочих монастырях — порядок везде образцовый. И люди у них также стройны и бодры. Вот только взгляд, — подумал, покрутил пальцами перед собой, — разнится.
Споун согласно кивнул. Не хотелось дополнять. Впереди сидел Динстон и мог болезненно отреагировать.
— И все-таки, господа, нам еще повезло, — поспешил начальственно полковник. Он не желал снова пережить, даже в мыслях, прошедшее и торопился разрушить диалог говоривших. — Не часто из Китая выезжают наши миссии, имея в папках подписанные документы. Да, — обернулся он к офицерам, — заметили вы, настоятель поставил всего одну подпись. Подпись на ведомости счета по деньгам. Каков, а? И все. Во всех других стоят только наши закорючки да китайских офицеров. Они, точно, могут подвести меня под монастырь. Благо, что местные службы поддержали. А то что за документ с односторонним подтверждением?! Но и те козявки не особо утруждались пополнить их количеством. Хитрые: под стать своему Будде.
— Хитрые? Не хитрые, скорее всего наглые, — резко огрызнулся Маккой, — используют момент, и все. Нечему здесь удивляться.
Сейчас, когда машины везли их обратно в Пекин, американцы, не обращая внимания на Руса, вовсю упражнялись в охаивании китайцев. Будто бы все неприятности исходили только от них. Сидя вдоль стен вместительного бронетранспортера, офицеры соревновались между собой в определении точности высказываний в сторону монахов. Остроты с пошлостями сыпались сначала осторожно — даже поглядывали по сторонам в щели бортов машины. Но чем дальше отъезжали от монастыря, тем смелее и наглее становились речи. Открыли люки, стало светлее, свежее. Скороговорок и редких оборотов речи монах не понимал, да он никак и не реагировал на их скальные гоготания и выкрики. Это совсем успокоило американцев.
— А вы заметили, господа, — продолжил инструктор по фехтованию, — как много у них варварского, средневекового. Им чужды понятия «современность», «комфорт». О чем с такими говорить, если их удел — идолопоклонство, да козни тем, кто не верует.
То один, то второй не спеша выкладывали все, что они надумали о схимниках, дополняя своим — художественным.
Маккинрой не встревал в полемику, но с интересом ловил веселые речи. Искоса поглядывал на Руса, который сидел с полным безразличием и апатией, недвижным взором уставившись в открытый боковой люк: ни к кому не прислушивался и, казалось, ни о чем не думал.
Обмен язвительными мнениями продолжался, и эксперт, слушая их, посматривал с интересом на воспитанника. Старался уловить, что-нибудь общее между сказанным и самим монахом. Что-то магически притягивающее и неожиданно отталкивающее было в его лице. Особенно во взгляде. Отрешенность, пустота, безразличие слились в белесый тон, презрительность к окружающему.
Умеренно худощавое лицо, прямой лоб, прямые брови, сухая, благожелательная мимика привлекали. Тонкий, с горбинкой, небольшой нос придавал лицу выражение целеустремленности. Выдвинутый немного подбородок — упрямство, жестокость, густые ресницы — не потерянную наивность. Но самыми выразительными в нем были его глаза. Узкие, глубокосидящие, небольшие, они придавали лицу хищно-выжидательное выражение. Настороженность, внешнее спокойствие немигающих, внимательно наблюдающих глаз эксперт заметил у многих монахов. Неподвижное, застывшее выражение в такой степени поражало концентрацией отвлеченной мысли и внимания, а лицо в такой степени ни о чем не говорило, что любой интересующийся, будучи даже не знатоком восточной борьбы, мог по глазам судить, какой ученик опытный, а какой еще не дошел до мастерства, требующего полной физической и психологической устойчивости в экстремальных условиях.
Вообще, пока эксперт наблюдал за монахом, у него не раз появлялось желание отвернуться, не смотреть, не видеть его глаз. Необъяснимо жуткое, жалящее сквозило в них: что-то застывше-белое от снежных склонов Гималаев. Мучительная грусть, как грани искринок с поверхности, высвечивалась в скользящем взгляде и растворялась в необъятном пространстве безысходной тоски. Лет неконтролируемой мысли, вспышки необъяснимого вызывали эти, ничего не говорящие, глаза. Наивно-молящее и вместе с тем неопределенно жесткое значение кристаллизовалось на его лице. Когда поднимались веки, слеза дикого бешенства опасно блестела но ресницах.
Маккинрой осторожно перевел взгляд на полковника. Тот сидел рядом с шофером: дремал, коротко покачивался в такт движению.
— Сэр, со временем, наверное, найдется способ, как разубедить монахов, если не отречься от обязывающих клятв, то, по крайней мере, не так соблюдать их.
— Вы все еще о них думаете? — сонно бурюгул Динстон.
— Да, — подтвердил эксперт, — видимо, следует активней и в большем количестве культивировать, распространить по всему свету имеющиеся стили различных видов: и японские, и корейские, и вьетнамские и прочие. Все они в своих основах перекрещиваются между собой. И, наверняка, имеют отростки тех секретов, которыми владеют монастыри. И когда мир с избытком наполнится подобной информацией, думаю, что схимники будут не так ретивы в обожествлении своих возможностей и желании наказать оступившегося.
Полковник развернулся к эксперту в догадливом удивлении, но тот настороженно косил глаза в сторону монаха.
Нещадным вихрем пронеслась мысль по застывшим чертам лицо, сохранив мазки настороженности и внимания.
— Трудно будет разобраться в чем-либо, когда в каждой стране начнут заниматься схожими видами. Полгода нам хватит на распространение всевозможных книг и брошюрок. А там, через два-три года, докажи: кто есть кто.
Динстон даже расцвел в своей широкой улыбке.
— Вы мне нравитесь, мистер. Очень нестандартная мысль. Наш метод истинно американский. Вы рождены на пакость китайцам. Что значит торгашеская хватка! Я очень положительно характеризую вас в центре. Вы нужный здесь человек.
Глава вторая
В надежде, что в наших ошибках потомки
Найдут указующие след,
Нам кажутся светом
Сплошные потемки
И тьмою сверкающий свет.
— Ну, майор, если все, что вы наговорили, правда, то монахов можно уважать. Уверяете, янки слаб. Надо же. Так стоит, так говорит кремень. Но вот с монахами не смог. Не выдержал холодного упора. Просто все как-то даже неинтересно, Ну, а деньги?