Воспитанник Шао.Том 1
Шрифт:
— Для нашего спокойствия, — неожиданно, с некоторой задержкой в голосе добавил Чан, — необходимо изолировать газетчиков.
— Будьте спокойны, полковник. Я сам их боюсь, потому и принял надлежащие меры. Газетные крысы любому биографию испортят. Это у них в крови. Так вот, — шеф сел удобней, облокотился локтями о стол, и взял первый рапорт. — Здесь к каждому донесению приложена пояснительная записка, свидетельства очевидцев, которые и составляют самую живую, необходимую часть происходящего. Из всего этого количества я отобрал те, которые прямо наводят на мысль, что данное могло быть совершено в большей степени искомым агентом и никем другим. Девятый день. Скрупулезно проанализировав эти, сейчас уже малозначащие бумажки, я пришел к выводу, что они опаздывали к моему столу в среднем на сутки—двое. Вот работаем… — генерал мельком взглянул на успокоенного Чана. — И сейчас, чем дальше монах от Пекина, тем с большей задержкой приходят депеши. Замечаете, как дружно работает наше управление, если в нем незримо появляются теневые начальники? И это несмотря на мое категоричное распоряжение. Кое-кто поплатится местом. Субординацию, приказы еще никто не
Он встал, подошел к карте Китая.
— Определяйте, — продолжил, не глядя на Чана. — Шанхай, плюс сутки—двое. Вопрос банальный, с упреком к разуму. Но кто сейчас более менее достоверно скажет, где беглец? В Ханчжоу, в Нинбо, а может быть, в Вэньчжоу, или, если считать, что фортуна также добротно дует в парус, то, наверняка, его стылые глаза приглядываются к проходам к Фучжоу.
Отошел от карты. Как-то вся усталость и передряги последних дней резко проявились в нем сейчас, и к столу он уже подходил не так, как выходил из-за него. Старческое брюзжание, подрагивающие губы, сгорбленная осанка — все явно говорило о нервной усталости генерала. Глубокие складки над бровями, сеточка морщин у краев поджатых губ выявляли долгую борьбу с самим собой и с теми внешними раздражителями, которые надолго выводят из равновесия даже такие сильные характеры, каким обладал начальник. На ходу размышляя, ясно понимал, что не так-то просто довести до сведения отделов на местах сущность приказа; слишком далеки они от центра не только, географически, но и просто в житейском понимании своей работы, долга. Он тяжело сел.
— Приказ мы, конечно, отдадим, — говорил вроде бы как в открытую дверь. — Наши агенты найдут его. Но спецгруппы просто не успеют занять исходные позиции. Непостижимо быстр юнец. Для небольших групп нужно точное определение места. Но, упустив сутки, гадай, где и куда будет нести свои стопы отшельник. Вероятней, что после Шанхая крупные города будет обходить. Над нами висит меч наказания. И он не замедлит обрушиться, если мы не так повернемся… Самое неприятное в этой истории то, что никто прямо не требует исполнения и соблюдения обычных формальностей. Нет. Просто удивляются, почему так неловки наши службы, почему позволяем иностранным агентам шнырять по территории страны, допускаем жертвы и прочее. Чем скорее мы покончим с этим делом, тем спокойнее для наших душ, — генерал зябко поежился, устало потер веки. — Что это я в меланхолию вдаюсь. Слушай меня, Чан! Не основе вот этих казусов неплохо прослеживается путь агента, что лишний раз доказывает неопытность использования имеющихся материалов майором Винем. А Ведь он, по моим размышлениям, впал в идиотизм и действует вопреки фактам. Возможно и то, что на примере с монахом известные лица желают убедиться в нашей лояльности, — с этими словами шеф внимательно посмотрел на подчиненного. Поморщился. Махнул рукой. — Единственное, в чем преуспели на местах, так это в красочном описании неуспехов. Но и aгент, похоже, мало боится кого, раз без всякого расчета рубит концы.
— А попробуй здесь не рубить, когда тебя обложили со всех сторон.
— Не спешите, Чан. Если бы он границу перешел без жертв, вряд ли бы о его голове столько судачили. А так создалась ситуация, что он, как преступник, подлежит выявлению и обезвреживанию.
— Из этого я заключаю, — мягко вставил полковник, — что на границе его грубо спровоцировали. И не малая доля в том Виня и тех, кто притаился в тени его френча. Ведь с русскими он тоже отстреливался. Почему и зачем наши солдаты выставили стволы?
— Это серьезная мысль, — генерал долго смотрел на подчиненного. — Я пошлю на север человека с конкретным поручением. Чан уточнил.
— Вначале теневые спокойно веровали, что Винь своим умом сможет разрешить их задачи. Не прогадали. Мне тоже думалось, что выполнение не представлялось трудным. Но агент одному ему известными путями сумел опередить нерасторопного майора. Теперь, когда поняли, что афера прогорает, перекладывают ответственность на вас, мой шеф.
— Но я тоже не слабак, — отшутился генерал. — Я возложу всю ответственность на вас, дорогой полковник. Но на девяносто девять и девять вы правы. Слушайте теперь! Провинция наша умудрена опытом. Этим она мне нравится. Вкратце все выглядит так: Аньшань, окраина города. Найден труп Лю Циня. Убит выстрелом в голову из пистолета с расстояния более трехсот чи, [9] — генерал испытующе посмотрел на офицера. — Одним выстрелом. Редкая способность даже среди спортсменов. На обнаглевшего рецидивиста такое не спишешь. На глупого смертного тем более. Остается дополнить, что эти бумажки трое суток искали мой стол. Из этого случая вытекает, что сотрудники полиции не поставлены в известность, сколь опасен разыскиваемый. И, знаете, Чан, после вашей реплики о границе мне сейчас более кажется, что и эти жертвы заранее включены в актив происков некоторого круга. Слишком логическая цепочка получается.
9
Более 100 м.
— Не такой Винь тонкий игрок, чтобы у него многоходовки получались.
— А тени?
— Скорее всего, одно на другое накладывается.
— Возможно. Но возможно и другое, хотя гонка за вознаграждением играет далеко не последнюю роль. Вот второе: из Даляня сообщают — ограблено несколько касс, прилавков. Общая сумма внушительная. Все это в течение одного вечера. Немного позже какой-то неизвестный вызвал подозрение у берегового патруля и скрылся в портовых доках. Там и обнаружены тела патрульных. Три человека. Вроде, все было у Виня, чтобы закончить дело, — генерал немного взбодрился, выпрямился. Осунувшееся лицо стало нацеленным. — Монах постоянно в поле зрения сыщиков и доносчиков. Все это вызывает крайнее недоумение. В Яньтае небольшая потасовка в стиле западных боевиков. Местная ватага без дела шляющихся юнцов пристала к иностранцу по внешности. Одолеть его не смогла, что и вызвало подозрение местного следственного отдела. Ниточка потянулась. Участники указывают, что иностранец одаривал мелкими купюрами беспризорников. Нападающих было семеро. Ребята вполне крепкие. Но они никак не ожидали, что неизвестный в течение нескольких секунд разгонит их и отобьет охоту преследовать. Четверо госпитализированы. Оружия не применял. По описаниям схож с разыскиваемым. Надо думать, полковник, — генерал бросил внимательный взгляд на скучающего Чана, смиренно сидевшего и терпеливо выслушивающего своего начальника, — что эти докладные тоже не спешили в этот кабинет. Слишком недооценен он. А вот Циндао, город, где была возможность покончить с затянувшимся делом. Местная школа драчунов согласилась несколько дней держать под наблюдением город и прибрежную полосу. Правда, хватает невыясненных мест, но происшедшее, по описанию, обстояло так. На побережье неизвестный появился вечером, когда рыбаки возвращались с улова. В город незаметно он смог проскочить только поездам. Думаю, скорее всего, неопытность парней в том повинна. Как уверяют местные профи, они толково подготовились встретить агента на обратном пути, в месте, где рыбацкие домики близко подходят к воде. Перекрыли все возможные пути отхода.
Изрядно стемнело. В самый напряженный момент, когда агент приближался и все сжались в готовности одновременно накинуться на него, затаившуюся тишину сгустившихся сумерек прервал пронзительный, оглушающий вопль на остервенелой ноте. От звуковой, бьющей по нервам, неожиданности многих потрясло так, что они не скоро пришли в себя. Насколько сказалась эффективность воздействия, показывает тот факт, что поджидавшие смогли опомниться и продолжать погоню только тогда, когда агент скрылся в ближайшем переулке. (Выбежал оттуда: тем находилась одна из засад. Рванулся в темень следующей улицы). Ученики школы бежали следом, памятуя, что и там есть засада. Но, когда они подбежали к условленному месту, там было тихо и безлюдно. Монаха не было. Побежали дальше. В потемках наткнулись на тела, аккуратно сложенные вдоль улицы так, чтобы мешали бежать. Осветили. Убитыми оказались люди из пропавшей засады. Короткие стрелы арбалета по самое хвостовое оперение торчали в груди или в спине каждого. Это и разъярило, и изрядно напугало толпу. С криками, воплями понеслись по улице. Так неистово рванули, что стальную проволоку, колючку, натянутую низко над землей, заметили только тогда, когда половина группы, матерщинно ругаясь и крича, оказалась на земле. Образовалась свалка, в результате которой от своих приспособлений для драк несколько человек получило чувствительные травмы. Пока поднимались, разбирались, шло время. Бросились снова вдогонку: деньги ускользали из рук. Внимательно стали смотреть под ноги и наткнулись на туго натянутую колючку на высоте головы среднего китайца. Еще несколько неудачников прокляли этот вечер. Теперь оставшиеся бежали колонной, высоко подбрасывая колени, и на высоте головы передний держал перед собой рогатину. Бежали так… пока не надоело… Потом побежали россыпью. В узком, темном переулке их снова тряхнул до костей вопль затаившегося. Толпа оцепенела от такого, никогда не слышанного, рыка. В втот момент их начала крушить длинной палкой какая-то тень. Она быстро и ловко орудовала ею. На концах были приделаны копьевидные отростки. После нескольких секунд, поранив с полдюжины человек, она растворилась в темноте, оставив перепуганных молодцов в недоумении и страхе. После всех этих злоключений осталось не более десятка парней. Но и те от сковывающей темноты и страха не знали, что предпринять. Узкие улочки старого города были темны и пугающе пусты. Осторожно порыскали еще по прибрежным кварталам. Перед самым берегом, в последнем переулке, под одиночным скрипуче качающимся фонарем увидели мрачную своей неподвижностью, застывшую фигуру в темном хитоне отшельника. Она стояла, опираясь на толстый посох. Капюшон был наброшен на голову. Неяркая лампа тускло светила сверху. Из-за падавшей с капюшона тени лица видно не было. Только темное пятно там, где должно быть лицо. Это окончательно дезорганизовало, довершило нервное потрясение искателей удачи. На миг оцепенев, парни постарались бесшумно и поскорее исчезнуть из поля зрения мертвелого чучела.
Вот, милый Чан, какую жуткую историю поведали нам. Знаешь, приходится верить. Ночь есть ночь. Но все напасти от того, что хотели хапнуть деньги только для себя. Предупреди они местный отдел полиции, все было бы иначе. Огнестрельного оружия нет — нечем проверить на живучесть стоящее чучело над лампой. На пути агента непостижимым образом появляются тени монастырей! Все самодеятельности приводят лишь к новым жертвам, которые изрядно пополняют папку по его делу. И нам, Чан, приходится оплачивать эти потери.
Все причастные к делу и наши эксперты утверждают, что призраком в ночи мог быть только Ван. Только он способен на действия, которые иначе, чем сумасбродными, не назовешь. Только он решается в одиночку приносить большие жертвы, не опасаясь последствий. Разумеется, в описываемом случае он не мог быть один. Но сработано все равно эффектно. И опять сухим выходит! Никаких улик!
Шеф в тяжелой задумчивости положил голову на руки. Его глаза торопливо пробегали по страницам очередного донесения. Казалось, он успокоился и не желал более возбуждаться. Но следующие слова прозвучали совсем неожиданно для Чана.
— Что монахи хотят нам этим сказать? Глупо. Опрометчиво выступать против режима.
— Защищаться — законное право каждого существа, группы существ, — меланхолично пробубнил полковник, — никто не передавал приказа сложить оружие.
— Вот что, — шеф раздраженно остановил, — удастся операция или нет, вы должны показать монахам, что губительно для них иметь дело с репрессивными органами.
Чан согласно развел руками.
— А другого ответа от них вы и не услышите. Все, что они скажут, будет подчеркивать лояльность и смиренность их по отношению к прочим органам власти.