Воспоминания для будущего
Шрифт:
Словом, ничего из ряда вон выходящего. То была жизнь кино с ее поэзией. Ухаживанье за партнершей в порядке вещей, если герои фильма любят друг друга, и хорошо, если партнерша это позволяет. А в фильме «Элен» любовь к героине доводит меня до самоубийства.
Проработав три недели в павильоне, съемочная группа и актеры отправились «на натуру». В Гренобль, отель Ледигьер. Мадлен воспользовалась этим обстоятельством, чтобы прошвырнуться на юг. «Звезде» ни в чем отказа нет. А я воспользовался им, чтобы проехать через Турнюс. У меня сохранилось фото, сделанное в этот мой приезд, когда я говорю маме (прекрасно помню этот момент — подсознание
— Я привезу тебе Мадлен.
Предчувствие? Любовь, приходя из глубины веков, тайком забирается в глубочайшие уголки? Бахвальство? Пари? Как знать. Во всяком случае, острое желание. Этого хотел сидящий во мне «зверь». Вот посмеялась бы Мадлен, если б знала. Впрочем, моя мама так и сделала.
Когда кипятишь воду, кастрюля начинает петь, потом довольно долго вода бродит, неожиданно закипает, и наступает метаморфоза — превращение в пар. До сих пор на студии мы пели, немножко бродили — чего греха таить. В горах Дофине наступила метаморфоза.
Снимались сцены поцелуев среди полевых цветов. Камера давно остановилась, а мы все целовались и целовались, забыв про всех на свете. Операторы вежливо похлопали нас по плечу... чтобы мы снова обратили на них внимание. А мы-то полагали, что никто ничего не замечает! Мы уже не отвечали за свои поступки. Тем не менее в один прекрасный день я совершенно прозрел.
Пока съемочная группа готовила следующий план, я объяснился в любви с той бесчувственностью, в какую впадаешь в решающие моменты жизни, — это было объяснение чинуши. Мы стояли посреди луга.
— Сущность вашего «я» совпадает с моей. Я принимаю вас навсегда. Сейчас ваша жизнь блистательна, но поверхностна. По сути дела, вы не счастливы. На душе у вас мрак. Моя жизнь тоже не налажена. Только вы могли бы заставить меня достичь цели. Мы поможем друг другу раскрыть свои возможности, и на душе у нас станет светло.
Разрыв тумана в горах — так называемое «окно» — всегда открывает желанные дали: это уже не вид, а видение! Я был как нельзя более искренен и уверен, что мое существо обращается к ее существу через меня, через нас обоих.
«Меза, я Изе, это я».
Конечно, мы должны пленить друг друга! Слиться воедино! Но как бы это ни было чудесно — этим все не исчерпывалось, нет и нет. Это шло издалека и должно было увести гораздо дальше. Нет уже ни будущего, пи прошлого — только вечное настоящее. Две половины существа, которые должны слиться воедино. Составить семейную пару.
— Увидев вас, я вас узнаю.
— Эй! Вы идете? Давайте! Снимаем.
И вот мы садимся на тандем, предоставленный нам фирмой. Я уносил Мадлен в себе. Сами того не подозревая, мы нажали на педали, отправляясь в путь, который продолжается и по сей день: тридцать пять лет поворотов, подъемов, торможений, сквозь ветры, через реки, моря, грозовые небеса, земли, «вокруг света»...
Возвращались мы через Турпюс. Мой «зверь» оказался прав. Потом Мадлен вернулась в свою семью. От Шарля Гранваля у нее был сын — Жан-Пьер. Впрочем, ее семейная жизнь была довольно сложной... Несколько недель спустя я отпраздновал в кругу родных свои двадцать шесть лет.
Три светлых года
По мнению сторонних наблюдателей, мы с Мадлен пришли из двух миров-антиподов. Я был молодым анархистом, наверняка «коммунистом», вихрастым, разнузданным типом, лишенным «моральных» принципов. Я выходец из мелкобуржуазной, мещанской,
Жизнь Мадлен, наоборот, была четкой, как прямая линия. Девочкой она прочла басню на благотворительном празднике в Руаяне. Случайно присутствовавший тут Фероди посоветовал «маман» отдать ее в театр. «Маман» согласилась при условии, что дочь поступит в консерваторию, а затем попадет в Комеди Франсэз... «Только не в Одеон, а то придется переходить Сену!» (Позднее Мадлен из-за меня ослушалась мать. Известно, что из этого вышло.) Итак, девушка прошла первой по конкурсу в консерваторию и, закончив ее с первой премией, поступила в Комеди Франсэз. В Мадлен есть что-то от неизменного лауреата. Существо, у которого все получается само собой. Инженю шла по жизни со всепобеждающим изяществом — бульдозер наивной свежести. Таково внешнее впечатление.
Однако правда, если строго придерживаться фактов, выглядит иначе. Родившись в состоятельной буржуазной семье, обосновавшейся в Пасси, она — коренная жительница Иль-де-Франса. Ее отец, инженер, окончивший Центральную школу, блестящий ум, соавтор Жоржа Клода по открытию жидкого воздуха, умер, когда ей было два года. И вот, подобно мне, она лишилась отца. Ее мать, еще совсем молодая женщина, становится старшей сестрой для двух своих дочерей, как моя мать — для Макса и меня. И как мой дед, у них всем заправляет бабушка. Мама Мадлен, как и моя, думает только о любви. Впрочем, она обладала неслыханным обаянием: чувственная улыбка, глаза томные почти до неприличия, сверкающие белизной зубы. Обольстительнейшая особа!
У Мадлен на уме одно — быть свободной. Девочкой, обеспечивая себе независимость, она делала шляпки. Разве я не был таким же? Блестящая ученица консерватории, она «до срока» выступает в Комеди Франсэз. Де Макс прозвал ее «Красивые бедра». На ком останавливает она свой выбор в этом столь официальном Доме Мольера? На единственном авангардисте — анархисте Шарле Гранвале, человеке намного старше ее. И тоже лишенном принципов морали: «сведения, имеющиеся о нем, говорят не в его пользу!»
Тем не менее в восемнадцать лет наша кроткая инженю, послав все к чертям, без материнского благословения выходит замуж за этого «опасного» типа. Товарищи дают им напрокат постельное белье.
В детстве, когда от нее требовали послушания, она обычно говорила: «Я с удовольствием, да вот душа моя противится!» В Мадлен тоже сидит «зверь».
Она смешлива, делает промахи, взбалмошна, любит флиртовать, но у нее железная воля. Она настоящий маленький солдат. Она как я, а я как она: она хочет все и не дорожит ничем.
Она хочет сама зарабатывать на жизнь. Она выбрала сеое Отца, как я выбрал Дюллена. Она выбрала его у антиподов и сделала своим мужем.
Я думаю, что к глубокой любви всегда примешивается элемент кровосмешения. Отец или мать, брат или сестра, дочь или сын. Сколько деревенских женщин называют мужа «сынок». «Мой фифи-Фигаро»24, — говорит Сюзанна у Бомарше. И тут нет ничего анормального — ничего от эдипова комплекса! (Да простит меня Фрейд и тут.) Все мы образуем единое тело.