Воспоминания и размышления. Том 1-2
Шрифт:
Для создания отечественной военной техники, разработки новых современных образцов вооружения необходим был подъем творческой конструкторской мысли. В 1924 году РВС СССР утверждает Положение о комиссии по военным изобретениям и состав комиссии, в которую вошли С. С. Каменев, М. Н. Тухачевский, И. С. Уншлихт и другие. Создается ряд научно-исследовательских и проектно-конструкторских организаций. Работу Косартопа (Комиссии особых артиллерийских опытов) консультируют такие видные ученые, как А.Н. Крылов и С.А. Чаплыгин, организуется опытное строительство новых отечественных образцов самолетов и авиационных двигателей в знаменитом ЦАГИ (Центральном аэрогидродинамическом институте). Здесь талантливые конструкторы Н. Н. Поликарпов, А. Н. Туполев и
Выдающимися трудами в области реактивного двигателя и космических полетов обогащают советскую науку К. Э. Циолковский и Ф. А. Цандер, всемерно поддерживаются работы в области стрелкового оружия талантливых изобретателей Н. И. Тихомирова. Ф. В. Токарева и других. В 1927 году В. А. Дегтярев совместно с В. Г. Федоровым создают ручной пулемет новой системы, который по конструктивным и боевым качествам превосходил пулеметы иностранных марок. Тогда же мы получили отечественную полковую пушку калибра 76 миллиметров, а затем – зенитную пушку.
Однако в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение страны, недостаточное развитие военной промышленности. Не хватало станковых и особенно ручных пулеметов, еще не было автоматической винтовки, а старая «трехлинейка» нуждалась в модернизации. Конструктивно устарела и была изношена артиллерия. К концу 20-х годов она насчитывала только 7 тысяч орудий, и то в основном легких. Зенитной, танковой и противотанковой артиллерии не было вовсе. К 1928 году имелось лишь 1394 военных самолета, в основном старой конструкции, и около 100 танков и бронемашин. Армия была очень слабо моторизована: к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых и 700 легковых автомобилей, 300 гусеничных тракторов. Но ведь до 1928 года у нас не было ни автомобильной, ни тракторной промышленности[ 26 ].
26
История Второй мировой войны 1939–1945 гг. В 12 т. М : Воениздат, 1973. Т. 1. С. 270.
А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция – 1500, десятки тысяч самолетов насчитывались в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск. Словом, наши недавние (и потенциальные) противники далеко ушли вперед в области вооружения по сравнению с Первой мировой войной.
Сопоставляя эти данные, еще и еще раз думаешь: с каких же разных позиций, объективно определенных нам историей, мы начинали свое соревнование с капиталистическим миром! И, естественно, рождается чувство большой патриотической гордости за тот общественный строй, благодаря которому удалось и догнать и перегнать в военном отношении, притом в кратчайшие сроки, наиболее развитые мировые державы, за тот народ и армию, которые сумели разгромить потом самого мощного империалистического противника.
Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны.
Еще в 1925 году, докладывая на январском Пленуме ЦК РКП(б) об итогах военной реформы, М. В. Фрунзе говорил: «Многие из наших товарищей, и, я думаю, особенно те, которые побывали на фронтах гражданской войны, вероятно, живут настроениями, созданными эпохой нашей гражданской войны. Я утверждаю, что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в дальнейшем, будет не похожа на гражданскую войну. Конечно, она будет носить характер классовой гражданской войны, в том смысле, что будем на стороне противника иметь белогвардейцев, и наоборот – будем иметь союзников в лагере наших врагов. Но по технике, по методам ведения ее это не будет война, похожая на нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут оказаться для нас весьма и весьма неблагоприятными. Это следует учесть, когда мы будем решать вопрос об общей подготовке страны к обороне»[ 27 ].
27
Фрунзе М. В. Собр. соч. В 3 тт. М.–Л.: Госиздат, 1929. Т. 1. С 211.
…Весной 1930 года после КУВНАС мы возвратились в свои части.
2-й кавалерийской бригадой я командовал более года и должен сказать, что эта работа дала мне очень много и значительно пополнила мой теоретический и практический багаж.
В конце 1930 года стало известно, что моя кандидатура рассматривается на должность помощника инспектора кавалерии РККА. Деятельность инспекции в то время высоко ценилась в частях конницы. Однако признаюсь, что это известие нисколько меня не обрадовало. Я очень привык к своей дивизии и считал себя непременным членом дружной семьи самарцев.
Но вопрос был решен, и надо было собираться в Москву. Собственно говоря, собирать-то нужно было шинель да несколько пар белья. Все наши семейные пожитки вполне вмещались в один чемодан. Другого какого-либо имущества никто из нас тогда не имел, и это считалось совершенно нормальным явлением.
Однажды вечером мне позвонил Константин Константинович Рокоссовский и сказал, что из Москвы получен приказ о моем назначении на новую должность.
– Сколько вам потребуется времени на сборы? – спросил он.
– Часа два, – ответил я.
– Мы вас так не отпустим, – сказал К.К. Рокоссовский, – ведь вы ветеран 7-й дивизии, и проводим вас, как положено, таково общее желание командно-политического состава второй бригады.
Я, разумеется, был очень тронут.
Через несколько дней состоялся обед всего командного и политического состава 39-го и 40-го кавполков, на котором присутствовало командование дивизии. Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от чистого сердца и запомнились на всю жизнь.
На утро следующего дня был готов к отъезду. Еще раз зашел в подразделения, попрощался с бойцами и командирами.
Перед отъездом побывал в Минске, который очень полюбил. Здесь прожил я восемь лет, близко узнал добродушный, трудолюбивый белорусский народ. На моих глазах Белоруссия успешно ликвидировала последствия двух войн.
Вечером с женой Александрой Дневной (ныне покойной) и двухлетней дочкой Эрой мы выехали в Москву.
Глава пятая.
В инспекции кавалерии РККА.
4-я кавалерийская дивизия Первой Конной армии
Инспекцию кавалерии в те годы возглавлял Семен Михайлович Буденный.
Явившись на место моего нового назначения, я отправился представиться будущему руководству. Однако С. М. Буденного в инспекции не было. Его личный секретарь П. А. Белов (тот самый, который прославился в Великую Отечественную войну) сказал мне, что Семен Михайлович сейчас практически не занимается делами инспекции, а учится в особой группе академии. Все дела ведет его первый заместитель комкор И. Д. Косогов.
Я представился И. Д. Косогову, а затем познакомился с помощниками инспектора кавалерии Б. К. Верховским, Ф. Р. Жемайтисом, П. П. Собенниковым, И. В. Тюленевым, А. Я. Трейманом. Это были знающие свое дело командиры.