Воспоминания крестьян-толстовцев. 1910-1930-е годы
Шрифт:
Из неудачной коммуны, где председателем был горький пьяница, мы опять переехали в село Донское на квартиру; остались без земли, а это для крестьянина — равносильно смерти.
Ужасная потеря друга, неудачи на новом месте свили в моем сердце постоянное горе, которое чуть не привело к умопомешательству. До некоторой степени меня успокаивает столярный труд, от которого мы и существуем.
Организовываем товарищество по совместной обработке земли, это даст мне работу по выхлопатыванию земельного участка для нового колхоза. Часть смоленских переселенцев уехали обратно — не понравилось. В горе и труде закончился 1924 год. Переписка с друзьями до некоторой степени успокаивала
Принимаю активное участие на съезде в Ставрополе. Пишу в газеты против предполагаемого открытия продажи водки.
Работа по организации колхоза, работа за верстаком, на кусок хлеба; переписка с друзьями и средний урожай несколько успокаивают мои нервы. Книги моей библиотеки сближают меня с населением, но самому мало приходится читать.
Две дочки, Клава и Маня, ходят в школу, мое же личное руководство и воспитание ускользают из моих рук — некогда…
Целый год пришлось ходатайствовать о выделении большого хутора для нового колхоза. Пришлось побывать в Ростове в Крайзу.
К годовому отчету с.-х. товарищества "Свободный пахарь" Донского сельсовета. Московского района, Ставропольского округа. Председателя совета товарищества Драгуновского Якова Дементьевича
В захолустном уголке, на окраине земель села Донского, вдруг возникло несколько саманных бедных построек. Это колхоз — с.-х. товарищество по общей обработке земли, под наименованием "Свободный пахарь". Этот колхоз организован мною весной 1924 года из двенадцати бедных семей, переселившихся из Смоленской губернии, на земле Госземимущества. Вслед за организацией колхоза последовал неурожай 24 года, который прогнал больше половины переселенцев обратно на родину, а оставшихся членов колхоза поставил в бедственное положение. Полуголодное существование, неземлеустроенность; негде развернуть силы правильного полеводства, негде возводить постройки; такое положение для крестьянина — гибель.
Но чтобы не погибнуть и чтобы дальше жить, организация стала влезать в долги: весной 25 года получили денег на рабочий скот, получили семян для весеннего сева и жнейку в долг.
Средний урожай 25 года позволил свободнее вздохнуть, но покрыть всю задолженность не было сил, так как среди лета пали две рабочие лошади. Все хлебные излишки пошли на приобретение лошадей. Но несмотря на то, что задолженность осталась непогашенной, организация не потеряла авторитета; осенью 25 года нам дали еще в долг семян озимой пшеницы, урожай которой в 26 году помог рассчитаться почти со всей задолженностью, остаток которой не пришлось погасить и до сего времени, так как последовавшие один за другим неурожаи 27 и 28 годов подорвали и так слабую мощь организации.
В начале июля 27 года прошло землеустройство. Почти квадратной формы отрезан участок в 235 га, разбит на шесть полей: 1 — пар, 2 — озимые. 3 пропашные, 4 — озимые, 5 — травы и 6 — яровые.
Свободно я вздохнул, увидав результат своих трудов. До отвращения надоела долгая волокита. Но с проведением землеустройства не все мои заботы кончились: теперь надо организовывать общественное хозяйство. Кроме меня, никто не думал об организации хозяйства. Все были заняты своими личными делами. Везде и всюду приходилось бегать, хлопотать, писать — только мне и мне. Требуется собрать экстренное собрание — никого не дозовешься; садишься и пишешь протокол, а потом бежишь по членам коллектива подписывать.
Увидав результат моих трудов по землеустройству, я поверил в свою силу и в дальнейшем при организации общественного хозяйства: не может быть, чтобы я не добился. Мне страшно хотелось, чтобы все члены работали с прилежанием на земле и чтобы ни один клочок земли не пустовал и не шел по отдельным арендным рукам, как это имело место до сего времени при чересполосном землепользовании у отдельных безлошадных членов. Такой порядок землепользования меня пугал.
Со стороны же задавалось много вопросов: "Вот вы выхлопотали и получили прекрасный участок земли, но сумеешь ли ты использовать ее надлежащим образом? Ведь организация твоя собралась разношерстная, большинство не хлеборобы. Что ты будешь делать со своей гоп-компанией, имея пять лошадей и без сельскохозяйственных машин и построек для жилья? Не ляжет ли на тебя ответственность за нерациональное использование участка?.."
Имеющейся у отдельных членов тягловой силы не хватит обработать весь участок. Надо машинизировать. Как же это сделать? Ведь для того чтобы получить машины, надо иметь задаток в 25 %; где же взять эти средства? Вытиснуть что-либо из бедных членов колхоза не представлялось возможности. Надо искать источников извне.
Мне приходилось слышать об агроуплотненных поселках в засушливых местностях, что этим поселкам отпускаются с.-х. машины без задатка. С этой целью я обратился к районному агроному, который мне объяснил, что требуется только согласие всей организации, и дело можно повести. Не верилось, что нам, такому "сброду", дадут машин на десять тысяч рублей. А если дадут, то как поведешь хозяйство с такой разношерстной публикой: тот слесарь, этот портной, фабричный, столяр, пимокат, православный, старовер, баптист, молоканин, толстовец, смоленский, орловский, калужский, брянский, тульский, тамбовский, черниговский, минский, волынский, таврический, акмолинский, ставропольский, пьяница, лжец и старатель стянуть что плохо лежит?
Неурожай 27 года не вернул и семян. Чем жить и чем сеять поле? Вопрос мучительный, не дающий покоя; если не хочешь умереть с голоду, надо работать не покладая рук, и я работал. Работал и мыслил — за всех один, как будто все члены колхоза составляли туловище, а я один — голову. И мысленно я этим гордился. Тщеславие даже туманило мне голову: я умней всех членов колхоза, могу спорить даже с некоторыми учеными, защищать и отстаивать общественные интересы. С большим упорством я добился землеустройства, наладилось дело с получением машин, и не может быть, чтобы я не добился получения семян.
В районе возникло семенное хозяйство. Я туда: так и так, мол, мы получили землю в одном месте, разбили на шесть полей, нельзя ли вступить к вам в члены и получить сортовые семена? Опять успех. Опять я торжествую. 25 октября мы получили семена озимой пшеницы (поздновато) и сеяли до самых заморозков, но и половины полученных семян мы не рассеяли — захватила зима.
Наступил 28 год. Год подъема нашей общественной деятельности. Первый год опыта в общественном труде и вознаграждения за этот труд. Год крупных скандалов и склок.
Особенно я обрадовался новому американскому красавцу-трактору "Интернационал", в 10–20 лошадиных сил. Я был опьянен от радости; тут машины получаем, а тут одновременно семена получать надо.
Приехали за машинами пять человек на пяти лошадях. Все эти машины погрузили на две пароконные телеги, прицепили к трактору (он, мол, всё увезет), лошадей впрягли в сеялки. Мои помощники советовали не брать сразу все машины: "На кой черт теперь жнейки, не снег ты ими будешь косить, успеешь получить и увезти по хорошей дороге, а по такой плохой дороге пропадешь с этим грузом!"