Воспоминания о Бессарабии
Шрифт:
Войдите в великолепный дом, который не стыдно было бы перенести на площадь какой угодно из европейских столиц. Вы пройдете переднюю, полную арнаутов, перед вами приподнимут полость сукна, составляющую занавеску дверей; пройдете часто огромную залу, в которой можно сделать развод, перед вами вправо или влево поднимут опять какую-нибудь красную суконную занавесь, и вы вступите в диванную; тут застанете вы или хозяйку, разряженную по моде европейской, но сверх платья в какой-нибудь кацавейке, фермеле, без рукавов, шитой золотом, или застанете хозяина, про которого невольно скажете:
Он важен, важен, очень важен:Усы в три дюйма, и седаЕго в два локтя борода,Янтарь в аршин, чубук в пять сажен.Он важен, важен, очень важен. [15]Вас
15
"Он важен, важен, очень важен… " — стихи Вельтмана из его повести "Странник".
Между девами-цыганками, живущими в доме, можно найти Земферску, или Земфиру, которую воспел Пушкин и которая, в свою очередь, поет молдавскую песню:
Арды ма, фрыджи ма,На карбуне пуне ма! (Жги меня, жарь меня, на уголья клади меня. [16] )Но посреди таборов нет Земфиры.Я сказал уже, что я боялся не только говорить, но даже быть вместе с Пушкиным; но странный случай свел нас. Заспорив однажды с кем-то, что фамилия Таушев, произносящаяся у с краткою, должна и писаться правильно с краткою, ибо письмо не должно изменять произношению, я доказывал, что должно ввести в употребление у с краткою, и привел наобум следующие четыре стиха:
16
Ср. с воспоминанием П. А. Вяземского: "Покойный М. А. Максимович передавал нам, как в его присутствии кто-то из знакомых сказывал Пушкину, что одна цыганка вместо: "Режь меня, жги меня" пела: "Режь меня, ешь меня". Пушкин был чрезвычайно доволен и говорил, что в следующем издании поэмы непременно сделает эту перемену" (РА, 1874, I, с. 424).
— Над у не должно быть краткой, и — лишнее в стихе; должно сказать:
Пафнутьев, Таушев, Слепушкин, —кричали все. Я из себя выходил, доказывая, что если в произношении у — краткое, то и должно быть. В это время вошел Пушкин; ему объяснили спор; он был против меня, и тщетно я уверял, что у в фамилии Таушев — то же, что краткое и, и что, следовательно, в стихе:
Пафнутьев, Таушев Слепушкин —и необходимо. Ничто не помогло: Пушкин не хотел знать у с краткою.
Вскоре Пушкин, узнав, что я тоже пописываю стишки и сочиняю молдавскую сказку в стихах, под заглавием «Янко-чабан» (пастух Янко), навестил меня и просил, чтоб я прочитал ему что-нибудь из "Янка". [17] Три песни этой нелепой поэмы-буффы были уже написаны; зардевшись от головы до пяток, я не мог отказать поэту и стал читать. Пушкин хохотал от души над некоторыми местами описаний моего «Янка», великана и дурня, который, обрадовавшись, так рос, что вскоре не стало места в хате отцу и матери и младенец, проломив ручонкой стену, вылупился из хаты, как из яйца.
17
"Янко чабан " — молдавская сказка Вельтмана, осталась ненапечатанной; однако два отрывка из нее писатель включил в свою повесть «Странник», ч. I, с. 96 и 98.
Через несколько дней я отправился из Кишинева и не видел уже Пушкина до 1831 года. Он посетил странника уже в Москве. "Я непременно буду писать о "Страннике", — сказал он мне. В последующие свидания он всегда напоминал мне об этом намерении. Обстоятельства заставили его забыть об этом; но я дорого ценю это намерение. [18]
"Пора нам перестать говорить друг другу вы ", — сказал он мне, когда я просил его в собрании показать жену свою. И я в первый раз сказал ему: "Пушкин, ты — поэт, а жена твоя — воплощенная поэзия". Это не была фраза обдуманная: этими словами невольно только высказалось сознание умственной и земной красоты.
18
Из трех частей повести «Странник» (1831–1832) в библиотеке Пушкина сохранились изданные вместе вторая и третья части, с надписью: "Александру Сергеевичу Пушкину Вельтман". Без ведома Пушкина в "Литературной газете" (1834, N 30) была напечатана отрицательная рецензия на повести Вельтмана «Беглец» и «Странник», что раздосадовало Пушкина; 1 июня 1831 г. он писал П. В. Нащокину: "Я сейчас увидел в "Литературной газете" разбор Вельтмана, очень не благосклонный и несправедливый. Чтоб не подумал он, что я тут как-нибудь вмешался. Дело в том, что и я виноват: поленился исполнить обещанное. Не написал сам разбора; но и некогда было" (XIV, 168).
Теперь где тот, который так таинственно, так скрытно даже для меня пособил развертываться силам остепенившегося странника?.. [19]
Примечания
Александр Фомич Вельтман (1800–1870) — писатель, учился в Московском университетском пансионе, затем окончил Московскую школу колонновожатых; в 1818 г. он был направлен в Бессарабию военным топографом. В Кишиневе Вельтман познакомился с Пушкиным. Вскоре после гибели поэта Вельтман стал писать свои мемуары, которые он первоначально назвал "Воспоминания о Бессарабии и Пушкине". В 1837 г. в «Современнике» анонимно появилась первая часть их под измененным названием — "Воспоминания о Бессарабии" (т. VII, с. 226–249). "Я узнал его в Бессарабии, и очерк этой страны будет рамой, в которую я вставлю воспоминание о Пушкине", — обещал автор читателю. Продолжения воспоминаний Вельтмана, в котором он переходил от «рамы» к рассказу о его встречах с Пушкиным, в «Современнике» не появилось, по-видимому, по цензурным соображениям; но можно утверждать, что продолжение было написано тогда же, так как бумага первого и второго автографа одинаковая (об этом см.: Рыскин, с. 74).
19
Л. Н. Майков. Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные опыты. СПб., 1899, с. 102, 117–132, с сокращениями.
Воспоминания Вельтмана рельефно изображают обстановку, в которой пришлось жить Пушкину в Кишиневе. Однако сам поэт изображен лишь беглыми штрихами; по-видимому, между ними существовала дружеская приязнь, не перешедшая в близкие, откровенные отношения; Вельтман был далек от тех беспокойных, полных вольнодумного задора мыслей, которые воодушевляли Пушкина. Кроме того, Вельтман, как мы знаем, предполагал печатать свои воспоминания в «Современнике» и естественно остерегался включать в их текст все то, что могло вызвать нарекания цензуры.
В 1822 г. Вельтман покинул Кишинев и долгое время не встречался с Пушкиным. Но с конца 1820-х годов, начав печататься, он стал посылать Пушкину свои сочинения. В первой половине 1831 г. Пушкин встречается с Вельтманом в Москве; к этому времени Вельтман вышел в отставку и стал профессиональным литератором. Ознакомившись с первой частью романа Вельтмана «Странник», Пушкин писал 8 мая 1831 г. Е. М. Хитрово: "В этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант" (XIV, 426; подлинник по-французски). Тогда же Пушкин посоветовал Вельтману «перелицевать» комедию Шекспира "Сон в летнюю ночь" в фантастический оперный спектакль (об этом см.: Ю. Д. Левин. "Волшебная ночь" А. Ф. Вельтмана. — В кн.: "Русско-европейские литературные связи". М.-Л., «Наука», 1966, с. 85–86).
4 февраля 1833 г. Вельтман, посылая Пушкину свой перевод "Слова о полку Игореве", писал ему: "Александр Сергеевич, пети было тебе, Велесову внуку, соловию сего времени, песнь Игореви, того Ольга внуку, а не мне; но досада взяла меня на убогие переводы чудного памятника нашей древней словесности, и я — выкинул в свет также, может быть, недоношенное дитя. Посылаю на суд и осуждение" (XV, 46). Пушкин в своей работе над этим памятником древней русской словесности, которой он был занят в последние годы жизни, использовал и перевод Вельтмана (М. А. Цявловский. Пушкин и "Слово о полку Игореве". — "Вестник АН СССР", М., 1943, N 5, с. 64–81).