Воспоминания о людях и событиях
Шрифт:
Оказывается, при обсуждении плана реконструкции Москвы Сталин рассказал о том, что ему приходилось бывать на Первой Мещанской улице, которая, как он считает, является примером неудачного озеленения. Первая Мещанская (теперь проспект Мира) сама по себе была не очень широкая, да еще по краям тянулись газончики с чахлой растительностью. Эти газончики суживали и проезжую часть, и тротуары и действительно не украшали, а уродовали улицу, так как вся трава на них была вытоптана, а кустарники ободраны.
– Я сказал об этом для того, – продолжал Сталин, – чтобы впредь под благоустройством
Вот, Молотов! Чего бы ни натворили, все на нас валят, с больной головы на здоровую, – засмеялся Сталин.
Однажды в подходящий момент, в присутствии Молотова, после обсуждения авиационных вопросов, я решил поделиться со Сталиным своими мыслями о строительных делах. В то время я находился под впечатлением строительства нашего нового конструкторского бюро и сборочного цеха. Огорчали бюрократические трудности, которые приходилось преодолевать в ходе стройки.
1
В то время: Хрущев Н.С. – секретарь МК ВКП(б), Булганин Н.А. – председатель Моссовета.
Я привел примеры косности наших строителей и рассказал, в частности, о тех препонах, – которые ставятся под видом норм, стандартов и всевозможных положений. Говорят о стандартах, а в то же время каждая архитектурная мастерская проектирует заново все от начала до конца, вплоть до оконных шпингалетов и дверных ручек.
– Вмешиваются в каждую мелочь, не дают шагу ступить и все ссылаются на строительные законы, – жаловался я, – А мне хочется свое КБ сделать поскорее, и не хуже, чем на Западе.
– А вы их не слушайте, если уверены в своей правоте, делайте, как считаете нужным, – сказал Сталин.
– Как же не слушать – не дадут строить!
– Очень просто, скажите, что Сталин и Молотов разрешили.
– Кто же этому поверит?
– Пусть у нас проверят, мы подтвердим.
Вспоминается и такой случай.
Однажды вызвали меня и дали важное задание. Сталин сказал:
– Дело срочное, выполнить его нужно быстро. Чем помочь? Я говорю:
– Ничего не нужно, все у меня есть для того, чтобы сделать.
– Хорошо, если что будет нужно – не стесняйтесь, звоните, обращайтесь за помощью.
Тут я вспомнил:
– Товарищ Сталин, есть просьба! Но это мелочь, стоит ли вас утруждать?
– А ну!
– При выполнении этого задания потребуется много ездить по аэродромам, а у меня на заводе плохо с автотранспортом. Мне нужны две машины М-1.
– Больше ничего? Только две машины?
– Да, больше ничего.
Из Кремля я вернулся на завод. Встречает меня заместитель:
– Сейчас звонили из Наркомата автотракторной промышленности, просили прислать человека с доверенностью – получить две машины М-1.
И дает подписать доверенность.
На другой день две новенькие машины М-1 были уже в заводском гараже.
К вечеру позвонили из ЦК: спросили, получены ли автомашины.
В 1939 году я получил новую квартиру в доме наркомата на Патриарших прудах. Там же поселились конструкторы Ильюшин и Поликарпов.
Дом – новый, телефон поставили только Поликарпову. Несколько раз по вызову Сталина меня приглашали к телефону в квартиру Поликарпова, расположенную этажом ниже. Я чувствовал себя страшно неловко. Поэтому однажды, когда прибежавшая работница Поликарпова сказала, что меня просят сейчас же позвонить Поскребышеву, то есть Сталину, я. чтобы не стеснять Поликарпова, пошел в соседний магазин и позвонил из автомата.
В разговоре Сталин спросил, почему я так долго не звонил. Я объяснил, что звоню из автомата. Он удивился:
– Как, у вас нет телефона?!
На другой день, вернувшись вечером с работы домой, я увидел в квартире городской телефон.
Но это было еще не все. При ближайшем разговоре Сталин поинтересовался некоторыми подробностями вооружения одного нового самолета и задал вопрос, на который я отказался ответить.
– Не могу, товарищ Сталин, говорить с вами об этом.
– Почему?
– Такие вопросы по городскому телефону обсуждать запрещено.
– Ах, верно, я и забыл! А что, у вас на квартире нет прямого телефона?
– Конечно, нет.
– По штату не положено? – засмеялся Сталин. – Ну, хорошо, спокойной ночи.
И опять, точно так же, как и в первом случае, на следующий день я обнаружил у себя на письменном столе рядом с городским телефоном еще один аппарат. Это был правительственный телефон, так называемая «вертушка». «Вертушкой» он назывался потому, что в то время в Москве городская телефонная сеть была ручной, то есть приходилось называть номер телефонистке центральной станции, а в Кремле установили первую в Москве автоматическую телефонную станцию. Вызов абонентов этой ограниченной количеством номеров правительственной телефонной станции происходил так, как это делается теперь, то есть каждый вертел диск аппарата, отсюда и название «вертушка». Позже этот телефон называли «кремлевка».
Признание
Конец декабря 1939 года.
У Сталина хорошее настроение, он шутит, смеется. Расхаживает вдоль кабинета, пыхтит погасшей трубкой.
– А сколько вам лет, молодой человек?
– Тридцать три, товарищ Сталин.
– Сколько, сколько? Тлицать тли? – шутит он, желая подчеркнуть мое «младенчество». – Это хорошо.
Набил трубку табаком, разжег ее, остановился передо мной и уже серьезно:
– Вы коммунист?
– Да, товарищ Сталин.
– Это хорошо, что коммунист, это хорошо…
И он опять стал прохаживаться, повторяя в раздумье: «Хорошо, хорошо»…
Очень скоро я понял, почему в этот вечер Сталин интересовался моим возрастом и партийной принадлежностью.
9 января 1940 года произошло событие, оказавшее большое влияние на всю мою будущую работу, особенно во время войны.
Я сидел за столом в кабинете у себя в конструкторском бюро, занятый составлением доклада о ходе испытаний нашего истребителя. Раздался звонок кремлевского телефона, и мне сообщили, что будет говорить Сталин.