Воспоминания о службе
Шрифт:
При планировании мобилизации в Польше считалось, что из призываемых возрастов польского населения до 20 % не явится. Между тем на Ченстоховском сборном пункте получалась иная картина: явились не только подлежащие призыву, но и добровольцы. Всех нужно было принять, провести через медицинские комиссии и переправить на правый берег Вислы по нарядам. Не хватало вагонов, поэтому часть мобилизованных пришлось отправить походным порядком на Петркув и уже там посадить в воинские эшелоны.
В самом городе Ченстохов мобилизация, конечно, внесла некоторую нервозность. На главной улице днем и ночью толпилась публика, достаточно было по улице проехать автомобилю, как все настораживались. Вообще же все шло спокойно и нигде порядок не нарушался, хотя в городе и его окрестностях жило много
Ночь и день 19 июля протекали в обычной мобилизационной работе. Старший воинский начальник явно не справлялся с работой, в чем я убедился сам, зайдя на сборочный пункт. Решено было командировать ему в помощь, а вернее, просто заменить полковником из штаба 14-й пограничной бригады и дать несколько врачей, чтобы ускорить осмотр призывников.
Около 5 часов дня было получено донесение из Мысловице от ротмистра пограничной стражи, что мост через реку Черна-Пшемша, соединяющий русскую железную дорогу с австрийской, взорван. Почти одновременно пришел об этом запрос и из штаба округа. Туда донесли, что ротмистр отстранен от командования, чего в действительности сделано не было. Попытка взорвать мост у Сосновец, соединяющий русскую дорогу с германской, не удалась: немцы открыли пулеметный и ружейный огонь, Очевидно, у того ротмистра был старый красный конверт с надписью «Вскрыть по объявлении мобилизации», а в содержимом конверта указывалось о взрыве мостов. Второй старший адъютант находился в Петркуве, и проверить, точно ли он заменил пакет, пока было нельзя.
С точки зрения дипломатии и пропаганды этот взрыв мостов, конечно, имел значение. В полученных через агента германских газетах от 20 июля было жирным шрифтом напечатано о «враждебных действиях России против Австрии», о взрыве русскими железнодорожного моста через реку Черна-Пшемша, у Мысловице.
На границе с Австрией все было спокойно. Иное дело в Германии. Уже в ночь на 19 июля разведывательные части дивизии и пограничники сообщили, что за германской границей слышен колокольный звон и зажжены вехи. Так традиционно немцы объявляли об угрожающем войной положении. Днем 19 июля это подтвердила и агентура.
Мой постоянный и проверенный агент — поляк из Заверн, — оказался военнообязанным и призывался по мобилизации. Я приказал воинскому начальнику передать его в штаб 14-й дивизии на укомплектование, приобрел ему повозку и пару лошадей для разъездных надобностей, пополнил его гардероб на случай переодевания.
Медленно проходил день и вечер. Я прилег подремать, когда около 11 часов вечера меня разбудил дежурный по штабу. Он принес телеграмму из Петербурга, адресованную начальнику гарнизона Ченстохова. Она гласила: «Германия объявила нам войну. Сухомлинов». Немедленно доложив эту телеграмму начальнику штаба и позвонив начальнику дивизии, отправился к другому телефону, соединившему меня со станцией Гербы-прусские, вызвал к телефону командира разведывательного эскадрона 14-го гусарского полка и передал ему приказание о немедленном переходе границы и уведомлении о том же второго командира эскадрона, стоявшего южнее, у деревни Конописка, с приказанием и ему начать разведку с переходом границы. Командир эскадрона со станции Гербы просил подождать часа полтора, так как темно, кругом лес, ничего не видно… Дав согласие, я вернулся к себе в комнату.
Итак, война началась!
О ходе мобилизации на ченстоховском сборном пункте я уже говорил. В остальных районах, подчиненных по боевой задаче начальнику 14-й кавалерийской дивизии, мобилизация проходила нормально. Фактически два дня для мобилизации были выиграны. Оставалось еще 20 июля для завершения работ ченстоховского сборного пункта и отправки по железной дороге 7-го стрелкового полка. 19 июля агент штаба дивизии, побывавший в Силезии, доложил о подвозе к Люблинцу пехоты и артиллерии немцев. Очевидно, в Люблинце сосредоточивался весь 63-й пехотный немецкий полк. Телеграмма Сухомлинова говорила только об объявлении нам войны Германией. Какова же позиция Австрии, из-за которой и вспыхнула война? Ведь на фланге 2-й бригады 14-й кавалерийской дивизии висела 7-я австрийская кавалерийская дивизия. Поэтому, когда ночью начальник
По разработке 1912 года 2-я бригада должна была идти в набег на Люблинец с целью выигрыша времени для мобилизации. Я доложил начальнику дивизии и полковнику Дрейеру о том, какие силы мы имеем перед собой теперь, в 1914 году, а не в 1912-м. Указал, что в Люблинце встретим пехотный полк с артиллерией, а с фланга нам будут угрожать четыре эскадрона 11-го конноегерского полка, поддержанного, возможно, пехотой. А так как нам оставалось в Ченстохове провести лишь один день, да к тому же прикрыть посадку в эшелоны 7-го стрелкового полка, то я находил, что набег на Люблинец в данных условиях не целесообразен, он может привести только к бою ради боя. Дрейер горячо высказался за то, чтобы предпринять набег, так как он-де указан в разработке. Новиков колебался. Попросив разрешения готовить штаб дивизии к выступлению, я покинул кабинет.
Наступил рассвет. Оба наших разведывательных эскадрона перешли границу, и первый с боем занял станцию Гербы-прусские, а второй столкнулся со стоявшим на бивуаке батальоном немцев. Когда разъезд — 9 человек с офицером — неожиданно показался на поляне, в немецком батальоне поднялась паника. С криком «Казаки!» одни бросились бежать в лес без ружей, другие к ружьям. Испугался и наш разъезд. Он повернул обратно и шесть верст скакал галопом, пока не перескочил границу, которая отныне не имела значения, но по привычке успокоила людей, оказавшихся «дома». По донесению разведывательных эскадронов, все приграничные деревни были пусты, брошены жителями.
К западу от деревни Козегловы стояла 2-я сотня 14-й бригады пограничников, которая должна была перейти границу и вторгнуться в находившиеся здесь имения князя Гогенлоэ. Однако этого сделать не удалось: пограничники встретили ружейный огонь пехоты, по-видимому, частей, стоявших в Бейтене.
От пограничных частей со стороны Бердзина и Сосковец донесений не поступало.
Колебания Новикова продолжались, пока не пришла телеграмма от генерала Орановского, составителя разработки боевой задачи 14-й кавалерийской дивизии. Телеграмма предлагала принять все меры, чтобы «не подвергнуться отдельному поражению». Это приказание ничего не говорило о том, предпринимать ли набег на Люблинец или нет. Новиков перестал колебаться и решил занять 2-й бригадой 14-й дивизии позицию к западу от Ченстохова. К северу от железной дороги расположились пять сотен 14-го Донского казачьего полка в спешенном порядке, а южнее — части 14-го гусарского полка с четырьмя орудиями. Замаскированных два орудия 23-й конной батареи поставили непосредственно у шоссе. Штаб дивизии разместился в деревне Каводжа, имея у себя в резерве только 50 человек конно-саперной команды.
В 9 часов утра 20 июля две бригады дивизии с 23-й конной батареей выступили для занятия позиции к западу от Ченстохова. С утра на немецкой территории шли столкновения разведывательных частей. Около 12 часов дня наш разведывательный эскадрон, занимавший станцию Гербы-прусские, под натиском эскадрона конницы противника и роты самокатчиков отошел из Гербов-прусских и Гербов-русских. Через некоторое время поддержанный одним эскадроном гусар наш эскадрон снова занял станцию Гербы-русские и вел бой за станцию Гербы-прусские.
Около трех часов дня, когда штаб дивизии находился в деревне Каводжа, в его расположение был доставлен из Ченстохова курьер австро-венгерского посольства в Петербурге, везший с собой дипломатическую почту и имевший на это соответствующие удостоверения. Так как пассажирские поезда южнее Ченстохова к австрийской границе уже не шли, то он решил обратиться к начальнику гарнизона за получением пропуска. Невыясненная позиция Австрии в войне и нежелание пропускать курьера через те станции, где у нас не было войск, привели к решению отправить его в сторону немцев, с которыми уже велись военные действия. Поэтому на бланке полевой книжки я написал ему пропуск через боевые линии, и курьер вместе с почтой был отправлен на подводе в сторону Гербов.