Воспоминания о Юрии Олеше
Шрифт:
Событий нет. Ощущения связаны с воспоминанием запахов и вкуса от обыденных вещей. Это закрытые связи интимного переживания прошлого. Они и представляют мотивировку сопоставления моментов.
Школа Пруста во Франции заменила школу Анатоля Франса. Она была очень модна, хотя не была описана. Время пропущено Прустом, принципиально пропущено. Он - радиоприемник, лучше всего принимающий внутренние свои неполадки.
Сюжета нет, потому что событий нет. Нет сюжета в старом плане. И время, которое обыкновенно хроникально связывало события - приключения, изменения, - все оно пропущено.
Юрий
Монтень написал когда-то главу о запахах. Он писал, что в молодости приносил домой на своих пышных усах запах поцелуев. Рядом с Монтенем олешевское ясновидение Есенина, Гёте, Герцена, Толстого.
Чувства Олеши просты. Он помнит главное, и для него Островский современный писатель, в котором он находит и мелочь, и мелодию. В мире Олеши нет никакого снобизма. Он имеет право писать о дожде, о цветах и прыжке кошки, небрежно спрыгнувшей на землю со звуком упавшего куска детства.
Сюжет - это то построение предметов, при котором они видны, при котором они обновляются, освежаются так, как земля освежается и весной, и осенью новым своим цветом. Цветом сегодняшнего дня и воспоминания, законченным разноречием в жизни.
Юрию Карловичу Олеше не надо было заканчивать "Зависть". Это простая проза о том, как молодой человек увидал любимую - она прошла мимо него, как ветвь, полная цветов и листьев. Эта ветка прошла у Довженко в сцене похорон убитого коммуниста под подбородком, когда его несли в открытом гробу.
Писать о простом, видеть простое очень трудно.
Построить вещь на взаимоотношении кусков и дать в этом взаимоотношении движение мира, движение истории, показать ход Кремлевских часов как весну времени, а весна тут - золотые стрелки часов, которые плывут над Красной площадью.
Книга "Ни дня без строчки" очень доходчивая, книга, которая навсегда останется.
Фарадей увидел новое, увидел мир как взаимоотношение полей сил. Он увидел в мире электричество и записал его простыми словами. В этих словах выразилась формула нового мира.
Новая форма является как новая формула, как выражение новых взаимоотношений, новых материалов. Так Гоголь в "Арабесках" писал о новой архитектуре металла. Стали и железобетона еще не было. Была архитектура чугуна. Но в ней он увидал уже пейзаж будущего.
Олеша прожил чрезвычайно трудную жизнь. Он хотел писать так, как писалось, как оно виделось миру. Он говорил, что он хочет вытащить из себя новую нить связей так, как вытаскивает из себя нить паук. Тот паук, который набросал между ветками свои сети, и ловит в них мух, и находит их включенными в геометрию своих построений.
Сюжеты Гоголя, его неоконченная поэма,
Книга, которую он назвал "Ни дня без строчки", была стогом бумаги. Там были куски по многу раз начатые, десятки раз начатые, десятки раз увиденные, совсем простые. Он не представлял эти куски несводимыми. Но он их не свел, потому что хотел написать пьесу и роман не такие, какие пишут другие. Он писал такие пьесы, которые нужны были ему самому и новому зрителю. Он жил в мире литературы, литература его любила, но познала не сразу.
Столкновения людей, уже найденные характеры должны быть напечатаны так, как они созданы, потому что материал сведен и уже таит в себе новые отношения. Это не значит, что старые построения умерли. Так не бывает. Можно передавать телеграфные сообщения и телевизионное изображение по лучу лазера, но можно передать по проводу или импульсам радиостудии.
Новое открытие не изменяет целиком старого, оно становится рядом.
Алхимики изобретали философский камень, сжигали свою жизнь под котлами, в которых должно было получиться золото. Они создавали фарфор, они создали порох по ошибке.
В "Сценах из рыцарских времен Александра Пушкина веселый подмастерье Франц участвует в восстании крестьян и заключен в тюрьму, приговорен к смерти и помилован по просьбе дамы, потому что он спел прекрасную песню. Его заключили как будто навсегда, до тех пор, пока стены не подымутся в воздух.
Но время мчится, подтянув подпруги, и будущее целует руки изобретателям и поэтам, потому что стены, казавшиеся вечными, разрушаются, и рыцарство падает, и история переходит с одной ступени на другую, подымается от строки до строки.
Разбирали архив Олеши М. Громов и я с Ольгой Густавовной Суок-Олешей. Мы разбирали по сортам бумаги, по машинкам, по пожелтелости бумаг. Нашли планы. И вот книга лежала готовой на столе, сложилась в папке, а потом в книге.
Но я забыл представить героя. Я боюсь написать историко-литературную статью, боюсь написать потому, что ее надо было бы писать формулами - тогда они нужны для исследователя, их нужно писать как поэму - тогда ее прочтут.
Не рассказал, как выглядел Юрий Карлович Олеша, хотя видал его десятки лет. Он прошел мимо меня, "как ветвь, полная цветов и листьев".
Я видел его очень молодым, хорошо одетым, проходящим через театральный зал на премьеры. Видел его на съезде писателей, когда он говорил о том, как он станет бродягой, нищим, как он опять живет в творчестве, видит, как молодеют его руки и как по-новому складываются слова.
Я видал его против Третьяковской галереи. Шел снег. Юрий Карлович шел в летнем пальто, в летней шляпе. Снег ложился на него, не таял. Снег штриховал улицу.