Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 1
Шрифт:
Я слышал, как епископ говорил:
– Дай Боже, чтобы у нас также нашлись добровольцы, немедленно схвачу принадлежащую моему брату площадь, хотя сил для этого не имею, и в мгновение ока поставлю монастырь.
Поначалу была большая неопределённость, захотчет ли прибыть, потому что его разрывали на все стороны. Посланный капеллан не возвращался. Высматривали, ждали, пока, наконец, он не приехал, и радость была неописуемая, когда сразу разошлось по городу, что Ян Капистран обещал вскоре прибыть.
Была это победа епископа, которая так
Король, хоть собирался ехать в Литву, сделал то, что задержался, и хотел ждать приезда святого мужа, чтобы его вместе с королевой-матерью приветствовать.
Затем начались заблаговременные приготовления. В костёлах и монастырях было такое оживление, уборка, как никогда на самый большой праздник.
Но всего этого было мало, ибо что значил щуплый костёл для разглашающего тысячам слово Божье!
Капеллан, вернувшийся из Брна, рассказал, что везде, где Капистран проповедовал людям, ставили кафедру при наружной стене, чтобы народ, собравшись на площадях и рынках, мог его слушать. Добавляли же святому мужу, говорившему по латыне, переводчика, который тут же с кафедры его слова переводил и оглашал.
Капеллан, который дважды слушал Капистрана, со слезами рассказывал, что его речь могла смягчить каменных.
В Моравии большое число молодёжи немедля облачилось в монашеские рясы и подпоясалось верёвками. Кружились вести о чудесах, что прикосновением рук, благословением и молитвой он исцелял больных, а больше всего закоренелых безбожников склонял к покаянию.
Мы ещё не знали наверняка, когда он к нам прибудет, а Краков уже начал наполняться огромным скоплением набожных и любопытных.
В епископском дворце также начинало становиться тесно, потому что постоянно кто-нибудь приезжал из семьи и родственников, которым ксендз Збышек оказывал у себя гостеприимство. В городе с ним было трудно, так что Тенчинские, которые имели несколько своих усадеб, снимали у мещан.
Съезжалось множество духовных лиц, а стол епископа должен был кормить большую их часть, но, несмотря на это, я никогда нашего ксендза Збышка таким светящимся, весёлым и в таком хорошем настроении не видел.
Для приёма Капистрана он там был хозяином, а король при нём уменьшался и исчезал, он распоряжался и хозяйничал всем.
Когда мы так со дня на день ожидали объявления, а гостей прибывало всё больше, одного вечера стоя в приёмной, я услышал покоевых, которые говорили, что из Тенчинска приехала поклониться епископу Навойова. Меня задела фамилия, я выглянул.
Действительно, панская карета со службой стояла у крыльца, а из неё как раз выходила женщина средних лет, заметив которую, я был поражён как молнией, потому что в ней узнал ту, которую считал своей матерью, ту самую, которую я в последний раз встретил на дороге
Она была немного изменившейся с того времени и ещё красивой, очень богато убранной, но лицо её было покрыто какой-то грустью и как бы скрытым и подавленным гневом, и, глядя на неё, казалось, что, пожалуй, она никогда улыбаться и просиять не могла. Шла гордая, равнодушная, задумчивая, а за ней следовало двое Тенчинских! Мне пришлось встать на её дороге, но так дрожал, что думал, что свалюсь.
Среди двора Навойовой в сенях у двери я увидел – Слизиака. Я уже точно не знаю, что со мной делалось, как прошла возле меня женщина, видела ли. В глазах потемнело и не прояснилось, пока я не почувствовал, что кто-то меня резко тянет за рукав. Я увидел издалека Слизиака, который стоял на пороге, подавая мне знаки.
Хоть по заросшему его лицо мало что было видно, я читал на нём удивление и сильное замешательство.
Сам не знаю, кто меня подтолкнул к нему. Он потянул меня сразу в угол. По голосу я догадался, что он был сильно взволнован, потому что едва мог говорить.
– Откуда ты тут?! Боже милосердный! Откуда ты тут мог взяться и зачем?
Я отвечал ему, что не с радостью покинул ксендза Яна, но силой меня отдали епископу. Он задумался, удивлённый и расстроенный, а спустя минуту немного успокоился.
Он хотел знать, кто сделал так, что меня принесло на этот двор, но этого я поведать ему не мог, ибо сам не знал.
Казалось, он изучает меня, как я догадался, узнал ли я в прибывшей ту пани, о которой я говорил ему, но спрашивать о том не смел. Я также не имел охоту рассказывать ему, потому что в нём чувствовал врага.
Он был сильно взволнован, губы его тряслись, глаза бегали, и хотя он сам меня вызвал на разговор, вскоре не знал что говорить.
Я также молчал и попрощался с ним, не задерживая, спросив только, долго ли они собирались пребывать в Кракове.
– Разве я знаю! – ответил он неохотно. – Мы все сюда прибежали из-за этого святого человека, на которого мы должны поглядеть, а я слышал, что ещё не факт, что он приедет, и когда…
Я побежал расспрашивать, потому что ничего ещё об этом не слышал, и узнал, что именно в этот день принесли новость, что Капистран, вместо того, чтобы приехать в Польшу, был подхвачен немецкими князьями, которые его друг у дружки вырывали, и должен был сперва направиться к саксонцам, потом в Силезию, и неизвестно когда потом прибудет в Краков.
Наш епископ был этим очень удручён и обеспокоен, но не перестал усердствовать и письма за письмами посылал Капистрану, настаивая, чтобы нанёс визит в Польшу и на Русь. Говорили, что он также отправил письма к папе, дабы он своим авторитетом склонил апостола прибыть в Польшу.
Большая неопределённость в городе произвела впечатление, потому что все лихорадочно хотели поглядеть на чудотворца и услышать его слова. Епископ Збышек утешал, как мог, и ручался, что приложит усилия и склонит святого мужа.
Конец ознакомительного фрагмента.