Воспоминания террориста. С предисловием Николая Старикова
Шрифт:
Все мы слушали Гоца со вниманием.
Помолчав, он заговорил снова:
– Итак, издательство это не обеспечено материально. По крайней мере, я не думаю, чтобы у Чарнолусского могли быть такие деньги или чтобы к нему поступило пожертвование в таких размерах на литературное дело, тем более что это дело начинает мало известный в литературных кругах Татаров. Но это не все: его издательство не обеспечено или, вернее, чересчур обеспечено с цензурной стороны. Татаров – человек практичный и умный. Как понять его печатное заявление об участии моем, Чернова, Минора? Ведь такое заявление должно губить дело. Мне неясна роль Татарова, и я бы предложил ее выяснить… Как ее выяснить? Я предлагаю послать кого-либо в Петербург со специальной целью – узнать у Чарнолусского, давал ли он деньги Татарову, и если давал, то в каком именно размере. Если Татаров сказал мне правду, я откажусь от своих слов. Мы, во всяком случае, ничем не рискуем.
Все присутствовавшие согласились с Гоцем, и тогда же было решено послать в Петербург А. А. Аргунова, члена Центрального комитета.
Аргунов уехал в Петербург и явился к Чарнолусскому. Чарнолусский сказал ему, что денег Татарову не только не давал, но и не обещал. Кроме того, он был весьма удивлен, что Татаров пользуется его именем.
В отсутствие Аргунова Татаров приехал в Женеву. Гоц предложил и настоял, чтобы за Татаровым было учреждено наблюдение. Наблюдение это я взял на себя, и мне в нем помогали Александр Гуревич и Василий Сухомлин. Наше наблюдение не дало никаких результатов, зато Тютчеву и Чернову удалось случайно установить, что Татаров дал Центральному комитету неверный адрес в Женеве. В гостинице, на которую он указал, его не было.
Недели через две вернулся Аргунов и передал нам ответ Чарнолусского.
Татаров сказал Гоцу неправду.
Тогда по инициативе Гоца и по постановлению Центрального комитета была избрана комиссия для расследования дела Татарова. В нее вошли: Бах, Тютчев, Чернов и я.
Татаров не подозревал ничего. Он возобновил со мною старые отношения. Приходил ко мне на дом и много расспрашивал о Боевой организации. Я не отвечал, ссылаясь на профессиональную тайну. Он интересовался также делами моих родных, их возможным участием в революции. Я отговаривался незнанием. Он несколько раз спрашивал, следили ли за мною в России. Я отвечал, что давно не выезжал из Женевы.
Он бывал не у меня одного. В Женеве он расспрашивал всех и обо всем. Ему доверяли. Центральный комитет молчал о своих подозрениях. Это было необходимо, ибо, конечно, была возможность ошибки. Высказанное же громко подозрение уже губило Татарова. Вскоре он знал слишком много.
Татаров собирался уехать в Россию и на прощанье решил устроить обед товарищам. На этом обеде было много народу, в том числе Чернов и я.
Татаров был оживлен и весел. Товарищи, не знавшие об обвинении, которое над ним тяготело, желали ему удачи в России. После обеда, когда гости стали расходиться, Чернов и я подошли к Татарову:
– Когда вы хотите ехать?
– Сегодня вечером.
– Сегодня вечером это невозможно.
Татаров быстро спросил:
– Почему?
– У Центрального комитета к вам дело.
– Но я должен уехать. Какое дело?
– Мы уполномочены просить вас остаться.
Татаров пожал плечами.
– Центральный комитет просит вас.
Он опять пожал плечами.
– Ну, хорошо, я останусь. Но это странно… Почему вы раньше не предупредили меня?
На следующий день состоялось в Женеве, на квартире О. О. Минора, первое заседание упомянутой выше комиссии. Мы сказали Татарову, что Центральный комитет занят ревизией партийных дел. По его поручению мы просим выяснить нам финансовую и цензурную сторону нового издания, ибо Центральный комитет желает взять его под свое руководство. Татаров ответил, что деньги в размере 15 тысяч рублей он получил как пожертвование от Чарнолусского. Дальнейшую помощь ему обещали тот же Чарнолусский и киевский издатель Цитрон.
Чернов вел допрос. Не возражая Татарову, он осведомился об его адресе в Женеве.
Произошел следующий разговор.
Чернов: Вы говорите, что остановились в H'otel des Voyageurs. Под какой фамилией?
Татаров: Плевинский.
Чернов: Номер комнаты?
Татаров: Кажется, 28.
Чернов: Мы справлялись. Ни в № 28, ни вообще в H'otel des Voyageurs Плевинского нет.
Татаров: Я ошибся. Я живу в H'otel d’Angleterre.
Чернов: Под фамилией Плевинского?
Татаров: Я не записался еще.
Чернов: Номер комнаты?
Татаров: Не помню.
Чернов: Мы справлялись и в H'otel d’Angleterre. Вас там нет.
Татаров: Я не помню названия гостиницы. Быть может, это и не H'otel d’Angleterre.
Чернов: Вспомните.
Татаров: Не помню.
Чернов: На какой улице эта гостиница?
Татаров: Не помню.
Чернов: Хорошо. Запишем в протокол: не помнит ни названия гостиницы, ни улицы, ни номера комнаты, и фамилии еще не имеет.
После недолгого молчания Татаров говорит:
– Я вам солгал.
Чернов: Почему?
Татаров: Мы не дети. Я живу с женщиной. Скрывая свой адрес, я защищаю ее честь. Впрочем, хотите, я назову вам ее?
Чернов: Нет.
Татаров волнуется. Ответы его становятся еще страннее.
Чернов: Скажите, чем обеспечено ваше издание в отношении цензуры?
Татаров: Мне обещал покровительство один из людей, имеющих власть.
Чернов: Кто именно?
Татаров: Один князь.
Чернов: Какой князь?
Татаров: Князь.
Чернов: Мы просим сообщить нам его фамилию.
Татаров: Зачем? Я сказал – князь. Этого довольно.
Чернов: По постановлению Центрального комитета мы предлагаем вам сказать его фамилию.
Татаров: Ну, хорошо, это граф…
Чернов: Граф?
Татаров: Это неважно, граф или князь. Да и вообще зачем фамилия?
Чернов: Центральный комитет приказывает вам.
Татаров: Граф Кутайсов.
Чернов: Отец или сын?
Татаров: Сын.
Чернов: Вы знакомы с сыном Кутайсова?
Татаров: Да.
Чернов: Где вы с ним познакомились?
Татаров: У его отца.
Чернов: В Иркутске или Петербурге?
Татаров: В Петербурге.
Чернов: Вы бывали у Кутайсова в Петербурге?
Татаров: Да.
Чернов: Что же вы там делали?
Татаров: Я знаком с ним еще по Иркутску. В Иркутске мне не раз приходилось просить его за товарищей.
Чернов: Да, но зачем вы возобновили знакомство в Петербурге?
Татаров молчит.
Чернов: Вы бывали в доме Кутайсова и не сообщили об этом Центральному комитету. Знаете, что партия одно время готовила на него покушение?