Воспоминания
Шрифт:
В скверах, на площадях, возле красавцев мостов через Москву-реку, на величественных зданиях — всюду настороженные; задранные к небу стволы зенитных батарей. Ожидая сумерек — своего рабочего часа, в парках дремали на привязи серебристые туши заградительных аэростатов.
Нет, Москва еще не стала глубоким тылом!
«Значит, мало мы еще делаем, — думал я, — чтобы скорее загнать этих бесноватых в их берлогу, нужно вдвое, втрое больше танков».
Москва уже начинала предъявлять нам свой суровый счет.
Я больше не смотрел
В потоке машин наркомовский «ЗИС» пересек шумную и сейчас площадь Свердлова. Над знаменитой колоннадой Большого театра высоко в небо рвались на простор вздыбленные горячие кони. А невдалеке, от театра, на месте одного из скверов, раскинулось… картофельное поле.
Огородные грядки у стен лучшего в мире оперного театра!!
Это был маленький, будничный и простой, но вполне наглядный и убедительный символ.
Символ огромной, неиссякаемой жизнеспособности и бодрости бессмертного города.
Символ его умения жить и бороться в любых условиях.
Эти огородные грядки и картофельное поле в центре столицы больше всего запомнились мне в первый московский день.
«Гитлеровские генералы хвастались в октябре сорок первого, что видят в бинокль московские здания, а вот этих грядок они-то и не разглядели», — думал я, поднимаясь в свой номер в гостинице «Москва».
Сегодня уже поздно было делать визиты, и я отложил их на завтра. Нарком, прощаясь, потребовал, чтобы я основательно отдохнул.
На следующий день с утра я отправился в Государственный Комитет Обороны, а оттуда в наркоматы. Самые занятые люди находили время, чтобы сейчас же принять меня. Я был одновременно посланцем и Урала, и Сибири, и Волги, и Дальнего Востока. Со всех концов страны в те дни шли донесения и рапорты: сварочные автоматы помогли удвоить, утроить, удесятерить выпуск танков, фугасных бомб, снарядов.
Я знал, что это дает мне право не просить, а требовать, но в этом не оказалось надобности. Всюду сразу же шли нам навстречу, выделяли станки, моторы, приборы для мастерской института.
Просматривая щедрые наряды, я невольно вспоминал, как в первую уральскую осень мы создавали мастерскую из заводского хлама — гайку к гайке, резец к резцу, станок к станку… А сегодня Комитет Обороны возлагает на нее снабжение сварочными головками многих военных заводов!
— Мы надеемся на вас и на ваших мастеров, — сказал мне один из наркомов.
Я невольно усмехнулся: взглянул бы нарком на этот «детский сад». Но вслух объяснил свою улыбку иначе:
— Они уже не раз нас выручали.
Золотую медаль Героя Социалистического Труда мне вручил Михаил Сергеевич Гречуха. Принимая из рук товарища Гречухи высокую награду, я очень волновался и на его поздравление ответил коротко, а сказать мне хотелось многое. Память об этом большом событии моей жизни я храню в своем сердце.
Каким бы заполненным ни был московский день, я всегда выкраивал часок-другой, чтобы проехать на Тверской бульвар, где в скромном особняке временно разместилось правительство Советской Украины.
Стоило только переступить порог этого дома, как сразу же охватывала атмосфера совершенно особого настроения. Здесь говорили со мной о возвращении в Киев так, словно последнего оккупанта уже вышвырнули с Украины и осталось только заказать билеты на киевский поезд. А немцы еще сидели в Белгороде, Орле и втайне лелеяли план на пространстве между этими двумя городами взять реванш за Сталинград.
Киев… Там в то время еще вешали на каштанах за подобранную в подворотне партизанскую листовку.
Михаил Сергеевич Гречуха вел меня к себе, и через минуту мне казалось, что мы оба снова сидим в знакомом здании Верховного Совета УССР на улице Кирова. В особняк на Тверском бульваре я приходил, весь поглощенный мыслями о сварке бортов, носов и днищ танков, корпусов авиабомб, а здесь уже жили завтрашним днем.
Товарищ Гречуха ставил один вопрос за другим:
— С чего вы думаете начинать, вернувшись домой? Нет сомнения, гитлеровцы, отступая, постараются еще больше разрушить нашу промышленность. Ваша помощь будет особенно нужна.
Людей у вас в институте осталось маловато. А на Украине придется работать на десятках заводов. Откуда думаете взять кадры? Кого нужно отозвать из армии?
— Есть ли у вас план, хотя бы наметка работы на мирный лад?
Ответы на эти, довольно неожиданные для меня, вопросы мы искали вместе. Товарищ Гречуха с таким вниманием вникал во все институтские дела, точно в планах возрождения Украины его больше ничего не занимало. Входили со срочными докладами работники правительства, и сразу возникал деловой разговор о семенах для первого сева на освобожденной земле, о насосах для откачки воды из затопленных донецких шахт, о нарядах на кирпич, стекло, — цемент, гвозди, спецовки и сапоги.
В эти минуты я представлял себе десятки составов с уральскими танками, идущими на украинские фронты. А вслед за ними движутся составы с тракторами, сеялками, плугами, комбайнами! И они стоят в затылок у ворот Украины: танки и сеялки. А ведь еще не освобождено и пяди украинской земли. Значит, не за горами этот час!
При одной из встреч товарищ Гречуха с первых же слов объявил мне:
— Союзное правительство постановило временно, до переезда в Киев, перевести Украинскую Академию наук из Уфы в Москву. Что вы скажете насчет вашего института?