Восстание на «Св. Анне»

Гервасьевич Лебеденко Александр

— Но я не хочу.

— Так идите, Николай Львович, в каюту и спите!

Голос его звучал решительно и строго.

— Коли в трюм я с динамитом полез, то уж к арестованным товарищам наверное полезу. И вообще скажу вам: «Святая Анна» будет наша. А вы подумайте, с кем будете, когда бой будет. Вот вам мой сказ.

Он повернулся и ушел. Я спустился в каюту, придавленный тяжелыми думами еще больше, чем в ту памятную ночь.

Глава пятая

Теплый ветер дул три дня. Лед потрескался. Снежный покров посерел, налился водою. Кое-где показались проталины и даже полыньи. Снежная масса у бортов «Св. Анны» провалилась, и вокруг судна образовалась узкая полоска темного, грязноватого льда.

К вечеру капитан заявил, что, по его вычислениям, «Св. Анна» вместе со льдами, со всей многоверстной ледяной пробкой, идет в Баренцево море навстречу теплым волнам Гольфстрима.

Радостная весть облетела судно с быстротой молнии. Матросы выбрались на палубу. На баке загремела гармонь, и Санька Кострюковский и Павленко начали петь по очереди северные и украинские песни, при шумном одобрении всех собравшихся.

Кочегары отправились в машинное отделение разводить пары и чистить машину.

Жизнь на «Св. Анне» пошла полным ходом.

10 марта задымила труба, и утром 11-го медленно и глухо застучала машина.

В этот день льды широко расступились перед носом «Св. Анны», и, лавируя и осторожно раздвигая мокрые льдины, судно двинулось на запад. Я отстоял первую вахту и отправился спать. За долгие дни я спал впервые в тепло натопленной каюте спокойно и крепко. Утром на юге потянулись неприветливые берега Мурмана, и льды ушли куда-то на север. Только редкие льдины проплывали мимо нас, гонимые ветром в открытое море. К вечеру прошел на траверзе Териберский маяк, и на другой день должен был показаться Мурманск. Но ночью капитан повернул на север, и, когда взошло солнце, там, где должны были возвышаться мурманские скалы, не оказалось ничего, кроме бесконечного простора спокойного моря.

Не нужно было обладать большой наблюдательностью, чтобы заметить, какое возбуждение охватило команду, когда выяснилось, что «Св. Анна» не идет в Мурманск.

Андрей носился по палубе, спускался к кубрик, в кочегарку, размахивал руками, кричал и что-то втолковывал то одному, то другому матросу.

В 9 часов утра дверь капитанской каюты открылась. Вышел, покручивая усы, унтер-офицер Кашин.

Ни на кого не глядя, он прошел в караулку, и тотчас же пять вооруженных солдат выстроились в полной боевой готовности на палубе.

Затем на мостик вышел сам капитан.

— Шатов, свистать всех наверх!

Через две — три минуты человек 30 матросов, кочегаров и механиков стояли у мостика, задрав головы кверху. Капитан возвышался на мостике, подобно оратору на трибуне городской площади.

— Ребята! — громко начал капитан. — Мы не пойдем в Мурманск!

— Как так?! Куда ж мы к чертовой бабушке двинем?! — закричали матросы.

— Мы пойдем в Норвегию, а оттуда в Гамбург или в Марсель. Куда прикажут нам хозяева.

— Какие хозяева? Даешь Мурманск!

Капитан поднял руку. Все смолкло.

— Что вам дался Мурманск? Кому вы там нужны? В Совдепии четверть фунта хлеба на рыло да осьмушка сахара в месяц! Работы нет! Фрахтов нет, — с большевиками никто торговать не хочет! Вас заберут в Чеку. Докажите, что служили белым поневоле! Пока докажете, наплачетесь по тюрьмам! А в тюрьмах у большевиков не кормят; пачками, не разбирая правых и виноватых, расстреливают! А вот если мы пойдем в Марсель, мы будем иметь работу, жалованье в валюте, жизнь человеческую. А через год падут большевики, домой поедем все вместе.

— Чего год ждать-то? Даешь сейчас по домам! — раздалось несколько голосов.

— Молчать! — закричал капитан. — Я вас, прохвостов, не на митинг собрал. Как решил, так и будет. Кто не хочет, — марш на все четыре стороны в первом порту! А порядок мне на судне не нарушать! Я на вас управу найду! У меня вооруженная команда есть! — Он показал рукой на Кашина.

— Продался рыжий пес! — крикнул кто-то в задних рядах.

Кашин вздрогнул и схватился за кобуру.

— Марш по местам, и запомнить: кто бунтовать будет, тому я найду местечко по чину и за границей, — закричал капитан, повернулся и ушел.

Матросская толпа расходилась медленно. Андрей один из первых скрылся в носовом кубрике.

Мы шли теперь на северо-запад, — «Св. Анна» удалялась от берегов Европы. Капитан обходил район Мурманска, как мышь обходит щель, где хоть раз сверкнули ей навстречу зеленые кошачьи глаза. Теперь ясно мне, почему капитан приказал расковать арестованных, — за границей они и без кандалов не страшны.

Матросские помещения гудели, как пчелиный рой по весне. Там шли горячие споры. Но на палубе было тихо. Вахты сменялись по склянкам, матросы бегали по свистку, кочегары надевали свои засаленные спецовки за 10 минут до начала вахты. Кок скоблил длинным ножом сковороды, громыхал посудой и часами жарился у кафельной плиты. Поваренок чистил картофель и колол дрова. Глазов свирепо начищал капитанские брюки, развесив их на открытой двери каюты; словом, все шло, как идет на любом судне в море.

Только на третий день мы повернули к югу, и уже к вечеру перед нами из пучины вод поднялись далеко видимые черные скалы Скандинавии. Капитан в полдень взял высоту солнца секстантом и определил широту места судна. По его расчетам, ночью мы должны были иметь на траверзе мыс Нордкап, крайнюю северную точку Европы.

Следующее утро, солнечное и ясное, показало нам очистившийся от мглы горизонт. Успокоенное море ласкалось у гранитных обрывистых скал Норвегии. Многочисленные острова и островерхие утесы торчали из воды.

Начинались знаменитые норвежские шхеры — морской путь, равного которому по красоте и дикой величавости, может быть, нет во всем мире.

Грани скал, отшлифованные водой, отражали свет солнца матовым блеском. Волна морская, разбившаяся сотни раз о крепкие башни и волнорезы утесов, катилась здесь зеркальным переливом, подобно речной волне, и судно, лавируя от острова к острову, от берега к берегу фиорда, шло на юг. На волнах лениво качались белые чайки и встречные рыбачьи челноки со стрекочущими крошечными моторами. Иногда на отмелях, где море отступало от подножия тяжелых скал, чернели, готовые покрыться весенней листвой, рощи, и сосны задорно карабкались по склонам, казалось бы неприступных, каменных массивов. Зеленые и красные домики стояли на берегу, встречая стеклами окон вечернее солнце. Наконец, когда уже сгустились сумерки, большой пароход — «Король Гаакон VII» — проследовал на север к Гаммерфесту и Киркенесу.