Восстание на золотых приисках
Шрифт:
— Что ж, всякое бывает, — согласился Сандерс, нащупывая у себя в рубашке жевательный табак.
Они вернулись к началу штольни, и Сандерс дал сигнал, чтобы его подняли наверх. Затем он спустил вниз кожаное ведро, и Дик принялся вычерпывать жёлтую воду, выливая её в железную бадью, подвешенную к канату. Штольня шла под уклон, так что дно шахты было вскоре осушено; Дику пришлось ходить взад и вперёд по штольне, продолжая вычерпывать воду. Штольня была вырыта неправильно, но мистер Престон считал, что золото можно находить только в нижних пластах, и потому проходка велась с уклоном вниз. Сандерс отказался выровнять штольню, ибо в этом случае пришлось бы заново
Вычерпывать при тусклом свете фонаря воду из проходки, где воняло глиной и корой, было довольно нудным делом, но Дику это нравилось. Он что-то напевал, спускаясь и поднимаясь по скользкому подземному проходу. Приходилось быть осторожным, чтобы не упасть: стоило схватиться рукой за одну из стоек, как кровля могла бы обрушиться.
Дик пел, потому что жизнь была захватывающе интересна. Он чувствовал, что на его плечах лежит ответственность за семью и золотоносный участок, не говоря уже о проблеме старательских прав; но это бремя его не тяготило. Дик часто спрашивал себя: что случится, если он перестанет следить за тем, чтобы мать не переутомлялась, отец не следовал советам каждого первого встречного, а Сандерс своей небрежностью не довёл шахту до полного разрушения? А ведь, кроме этих важных дел, ему надо было ещё выяснить поднятые Шейном вопросы о положении в стране.
Но всё это входило в игру. Он стал тихонько насвистывать.
Глава 2. Шейн Корриген
Шейн работал неподалёку на участке, владельцы которого приняли его в компанию, предложив небольшую долю. В течение последних трёх лет он бродил с одного прииска на другой, собирая золотой песок в спичечные коробки, а затем снова всё растрачивал. В 1851 году он служил палубным матросом на судне, но дезертировал, как только это судно прибыло в Порт-Филипп.
— Я был не единственным. Вся команда ушла. А если хотите знать, то и сам капитан тихонько посмеивался себе в бакенбарды. Я слышал, каким тоном он сказал, что ему не найти людей для новой команды, — впрочем, так оно и было, — а затем и сам отправился искать золото.
Дик знал, что в этом рассказе не было ничего невероятного.
Когда было найдено золото, все словно сошли с ума. Отец Дика, учительствовавший в Мельбурне, бросил работу и направился в Джилонг, но из-за своей нерешительности упустил момент, когда золото добывали диким способом, прямо на поверхности. Из Джилонга Престоны перебрались в Балларат. Иногда им везло, но за этим следовали недели, когда удавалось намыть всего несколько песчинок. Неудивительно, что мистер Престон был обескуражен. И всё же у него не хватало решимости всё бросить. Всякий новый рассказ про удачную находку, самородок или богатую жилу вселял в него новые надежды.
Дику нравилась бродячая жизнь, и всё же иногда он чувствовал, что здесь что-то не так; это бывало, когда они с отцом возвращались домой усталые и с пустыми руками, а в жалкой хижине-палатке их встречала миссис Престон и кормила скудным обедом, отдающим дымом сухой травы.
Но, слушая старателей, которые пели вокруг костра под аккомпанемент варгана, он сразу забывал все несчастья, а рассказы старых золотоискателей о Калифорнии увлекали Дика не менее, чем его отца.
Восхищали и рассказы Шейна. Шейн был ещё молод, ему недавно перевалило за двадцать, и пятнадцатилетнему Дику было лестно иметь такого друга. Шейн, казалось, объездил весь свет: в Южной Америке он сражался, в Китае играл в азартные игры, в Сан-Франциско вербовщики напоили его допьяна и отправили в плавание, потом на голландском судне он занимался ловлей жемчуга. И вот теперь, как только кончится работа, он должен встретиться с Диком.
— Завтра после обеда постарайся освободиться, мальчуган! — сказал Шейн, таинственно подмигивая и кивая головой.
— Хорошо, — ответил Дик. — Надеюсь, отец не рассердится, если я разок устрою себе праздник. А в чём дело?
— Да ведь тебе уже всё известно, — сказал Шейн своим мягким, проникновенным, характерным для ирландца голосом, в котором чувствовался оттенок насмешки. — Будто ты не слыхал, как гнусно вела себя полиция в деле Бентли, этого подлого убийцы, которого покрывает двурушник и предатель судья Дьюс? — Его голубые глаза злобно сверкнули. — Ну-ка попробуй скажи, что ты жалкая гнида и вся эта мерзость не приводит тебя в бешенство! Но, Дик Престон, возможно, будут беспорядки. Так что, мой дорогой, лучше не ходи, если боишься за свою драгоценную шкуру. Мы обязательно накостыляем им шею и выставим отсюда, так и знай.
— Кто? Почему? — спросил Дик. Он знал, что шотландцу Скоби проломили голову, когда тот стучался в двери ресторана гостиницы «Эврика» после его закрытия на ночь; впрочем, отец Дика одобрял судью, который прекратил дело, сказав, что пьяницам так и надо.
— Да ну тебя! — И Шейн дал ему дружеского пинка. — Ты просто струсил.
— Ничуть, — горячо возразил Дик. — Я, конечно, пойду с тобой. Мне бы только хотелось побольше узнать об этом.
— Да, но сумеешь ли ты постоять за себя? — Склонив голову набок, Шейн взглянул на него проницательными смеющимися глазами. — Да падёт стыд на мою голову за то, что я сбил с правильного пути мальчика, которому следует сидеть дома и учить уроки возле маминой юбки.
— Ты отлично знаешь, что я могу постоять за себя, — сердито ответил Дик. — Я пойду с тобой.
— Конечно, дело не в том, заслужил Скоби то, что получил, или получил то, что заслужил, — сказал Шейн. — Хотя он шумел ничуть не больше, чем обычно шумит человек, когда на него вдруг нападёт охота промочить глотку. Но ложь и жульничество вывели ребят из терпения. Этот каторжник Бентли, отпущенный с Ван-Дименовой земли, орудует на пару с судьёй Дьюсом, словно оба они — воры из одной шайки. Да, правительство всё больше и больше позорит себя и с каждым днём всё сильнее теснит нас, бедных старателей, из-за лицензий. Живому человеку такого не стерпеть. — Он сплюнул. — Это тирания, вот что, мой храбрый дружок, и никакой ирландец не станет с этим мириться.
— Англичанин также, — решительно поддержал Дик, хотя и сам не вполне понимал, что он этим хочет сказать.
— Жму твою руку, — примирительным тоном сказал Шейн и крепко стиснул руку Дика. — Да, ты парень неплохой, только соображаешь медленно. Но когда ты вырастешь, это пройдёт.
Дик уже собирался возмутиться, но заметил весёлый огонёк в глазах Шейна и только рассмеялся.
— Итак, долой тиранию! — сказал Шейн.
— Долой тиранию!
Они оба засмеялись.
— Хватит ли у нас времени, чтобы сыграть в кегли до темноты? — спросил Шейн.
— Только не сегодня, — сказал Дик. — Я хочу помочь матери.
— Пай-мальчик. Правильно, я и сам пойду и помогу тебе стирать бельё.
Непринуждённо обняв Дика за плечи, он отправился в его хижину. Дик гордился своим рослым рыжим другом, у которого было такое приятное ирландское лицо.
— Вы больше палец о палец не ударите, миссис Престон, — сказал Шейн, когда они вошли в хижину. — Мы с Диком покажем вам для разнообразия, как надо управляться с домашними делами. Добрый вечер, сэр.