Восстание на золотых приисках
Шрифт:
— Чёрт возьми! — сказал Шейн, который терпеливо сидел скрючившись на земле, пока Дик пилил. — Ты, видно, принёс сюда пилку для дамских коготков!
Дик стал пилить ещё усерднее и раз даже задел Шейна. Ему казалось, что он должен был, по крайней мере, уже раз пять перепилить наручники. А между тем канавка как будто совсем не углублялась. Наконец, когда он потерял уже всякую надежду, вспотел и почувствовал, что еле шевелит руками, в наручниках что-то подалось.
— Ага, с одним покончено, — облегчённо вздохнув, сказал Шейн. Он выпрямился, размял ноги и опять сел. — Давай дальше.
Приободрившись,
— Теперь уже недолго. Отдохни, малыш. У меня одна рука свободна, и я сам справлюсь с другим наручником. После того как мои руки побывали в тюрьме, приятно опять приложить их к чему-нибудь.
Он зажал распиленный конец наручников между колен и принялся пилить с такой силой, что искры полетели. Визг металла отдавался по всей штольне.
— Что нового? — спросил он, не переставая пилить.
— Ничего особенного. Отец говорит, что они арестовали троих — Мак-Интайра, потом печатника и ещё одного, не помню его имени.
— Но Мак-Интайр был одним из тех вожаков, которые орали вовсю, чтоб мы шли назад и вели себя прилично.
— Верно. Но они схватили именно его. Все говорят, что остальных двух вообще и в толпе-то не было. Полиция набросилась на них на шоссе. Должно быть, им нужно было кого-нибудь арестовать.
— Ну, теперь ты видишь, какой в этом городе самый верный способ угодить в неприятную историю, — свистнув, сказал Шейн. — Надо просто сидеть сложа руки. Легавые и солдатня не будут тебя бояться и поэтому обвинят в том, что сделали другие.
Он снова набросился на наручники и, довольный, засмеялся.
— Ну, готово. Теперь я снова свободный человек — и всё благодаря тебе, Дик Престон.
— Как ты думаешь, узнали нас?
— Об этом не может быть и речи. Они не узнают нас среди тысяч людей, которые побывали сегодня там, особенно теперь, когда я избавился от этой улики.
— Ну, мы ещё не совсем избавились; нельзя же оставить её здесь, чтобы отец на неё наткнулся.
— Спрячь под куском породы, а завтра брось в речку, — сказал Шейн. — Ведь не потащишь же ты эту штуку домой.
Дик согласился с этим предложением. Шейн поднял его наверх в бадье, после чего Дик, в свою очередь, поднял Шейна, снова обмотав канат вокруг вала ворота. Заметив неподалёку кучу породы, они спрятали распиленные наручники под комом светлой глины, чтобы легче было их отыскать. Затем Дик поспешил назад в хижину.
Глава 6. Посещение театра
На следующее утро Дик встал рано, принёс матери несколько вёдер воды из речки и ускользнул на участок. Удостоверившись, что поблизости никого нет, он подошёл к куче породы, где были спрятаны наручники, и стал шарить под комом белой глины. К его удивлению, наручников там не оказалось. У Дика замерло сердце. Он оглянулся, снова проверил все приметы и убедился в том, что не ошибается. Он спрятал наручники именно под этим комом глины, — и вот они исчезли.
Кровь прилила к голове Дика, когда он понял, что кто-то их нашёл и унёс. Но знал ли нашедший, что они были спрятаны именно Шейном и Диком?
Дику хотелось верить, что они были найдены случайно. Но нет, это не могло произойти так быстро! Ни один старатель ещё близко не подходил к шахтным колпакам. Значит, кто-то шпионил за ним и за Шейном?
Дик тут же отправился в палатку, которую Шейн делил со своими компаньонами. Когда он пришёл, Шейн мылся в помятом оловянном тазу, потом причёсывался перед осколком зеркала, покрытым трещинами и пузырями; Дику не сразу удалось отвести его в сторону. Сначала Шейн отказался верить Дику, твердя, что тот ошибся местом.
— Нет, — настаивал Дик. — Я считал шаги и запомнил, что эта куча ближе всего к лебёдке Митчелла.
— Что ж, — сказал Шейн, хмурясь, — тогда удивительно, что мы оба ещё не сидим в кутузке с головы до ног в наручниках. Если б легавые что-нибудь знали, они схватили бы нас обоих прежде, чем мы успели бы продрать глаза.
— Пожалуй, что и так, — согласился Дик, снова обретая надежду. — Когда полицейские после этой свалки арестовали ни в чём не повинных людей, то поднялся такой шум, что они теперь последние сапоги отдадут, лишь бы заполучить тех, кого засудят любые присяжные.
— «Тех» — то есть нас с тобой, как это ни грустно, — сказал Шейн, делая себе пробор гребёнкой, в которой отсутствовало большинство зубьев. — Что бы ни случилось с этими наручниками, пока что они ещё не добрались до правительственного лагеря. Иначе на нас бы уже напустились все четыре комиссара и полк солдатни в ярко-красных мундирах, да ещё, может быть, парочка пушек в придачу.
Дику пришлось удовлетвориться этими слабыми утешениями. Однако по мере того как день склонялся к вечеру, а их никто не трогал, Дику стало казаться, что он действительно ошибся относительно места, где были спрятаны наручники; поэтому он согласился пойти с Шейном на театральное представление, которое давали на холме Эврика. Мистер Престон нахмурился, когда Дик, сообщив о приглашении Шейна, попросил отпустить его; но тут уже миссис Престон встала на защиту Шейна.
— Вот так так, — сказала она мужу. — Ты бранишь мальчика за то, что он ввязывается в политику и в эту историю с Лигой Реформ. А затем ты его бранишь за то, что он хочет развлечься. Нельзя же одновременно сердиться за то и за другое.
— Я его не бранил, — сказал мистер Престон, протирая очки, которые надевал при чтении.
— Ну, так ты нахмурился.
Мистер Престон поморгал, взглянул на свои очки и медленно водрузил их на нос.
— У меня нет возражений против серьёзной драмы, — сказал он. — Но я, гм, не думаю, чтоб в Балларате поставили что-нибудь классическое. Послушай, Дик, я расскажу тебе о том вечере, когда видел Макреди в «Отелло». Это было зрелище, действительно возвышающее душу. Он выглядел совершеннейшим мавром, а говорил, как истый английский джентльмен.
— Дик уже слышал всё это, — заметила миссис Престон, твёрдо решив, что Дику сегодня следует отдохнуть.
— Да, о да, — сказал мистер Престон, мигая и глядя на неё поверх очков. — Мы не можем рассчитывать в Балларате на такого актёра, как Макреди. Что сегодня идёт, Дик?
— «Жертва вдовы» и ещё «Ирландский наставник», для концовки, — краснея, ответил Дик. Он уже читал афиши. — В том же исполнении, в каком они шли с успехом в присутствии коронованных особ.
Мистер Престон пососал зуб; это был признак раздумья.