Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть
Шрифт:
Григорий Великий, например, вступил в независимые переговоры с лангобардами только лишь потому, что он не имел выбора: в окрестностях Рима на тот момент не было никаких имперских войск. Его переписка с предельной ясностью дает понять, что его целью стало заставить Константинополь принять решение по защите города, оставив в нем военную часть – дукат (она так называлась, потому что ею командовал dux — военачальник). Это, в конце концов, и произошло, и, несмотря на свои более широкие интересы, Григорий не сделал попытки сойти с орбиты Константинополя. А когда позднее арабы захватили восточные провинции, в которых в основном и сосредоточивались антихалкидонские настроения, дал возможность императорам махнуть рукой на различные попытки прийти к компромиссу – папская власть радушно приняла их в ортодоксальную церковь с распростертыми объятиями. 681 г. был annus mirabilis. Тогда воцарился мир между империей и лангобардами и состоялся VI Вселенский собор в Константинополе, который провозгласил конец монофелитизму. Папская власть на тот момент оказалась готовой остаться на обозримое будущее Византийским патриархатом [269] .
269
Сотинель (2005) и различные документы у Газелл и Кьюбитт (2007) дают хорошую картину спора на тему «Трех глав». О Григории и лангобардах см.: Маркус (1997), с. 7 AD 681: Нобл (1984), 12–14.
Реально
Однако, чтобы полностью понять ситуацию, необходимо также ухватить суть второго структурного изменения, последовавшего за всеми поражениями, нанесенными арабами. И хотя империя потеряла значительную часть доходов, военная угроза не уменьшилась. Если уж на то пошло, то она на самом деле усилилась, так как необузданный ислам завоевывал и поглощал ресурсы все больших территорий. Таким образом, Константинополю приходилось содержать огромные вооруженные силы, притом что налоговая база сильно сократилась. Чтобы делать это, он отчасти копировал методы, использовавшиеся Теодорихом и королями западных государств-правопреемников, когда раздавались награды сподвижникам-военным, поставившим их у власти над старым римским Западом. По всей империи воинам Константинополя раздавались земельные наделы в качестве важного компонента платы. На самом деле империя сохранила некоторые свои налоговые структуры и периодически осуществляла денежные выплаты военным сверх раздачи земель, но последнее имело важные политические последствия, особенно в Италии. По всей этой византийской территории, разделенной на ряд отдельных военных округов (вроде экзархата вокруг Равенны или дуката, которого Григорий Великий сумел добиться для Рима), то, что начиналось как военные гарнизоны, быстро развилось в местные землевладельческие народные ополчения, руководители которых возглавляли теперь политически главенствующие сообщества землевладельцев в каждом ее регионе. Ввиду того что они по характеру походили на местные вооруженные народные ополчения Франкского королевства, даже если и возникли другим путем, эти сообщества, естественно, разработали политические программы, которые не очень-то имели в виду империю, а были движимы интересами местных землевладельцев. Это произошло повсюду от Неаполя, в дукатах Перуджи и Пентаполиса и даже в экзархате Равенны, но в Риме приняло особую форму, потому что эти землевладельцы (по-латыни proceres и possessores) также стали контролировать выборы папы римского. Когда именно это случилось – неясно, но к середине VII в. дело уже было сделано, и с учетом того, что папство являлось самым богатым и важным общественным институтом в окрестностях, можно понять, почему именно это местное римское сообщество стремилось его контролировать, равно как и управлять дукатом [270] .
270
Перестройка империи в общем: Халдон (1990). Последствия в Италии и окрестностях Рима, в частности: Краутхаймер (1980), с. 4; Браун (1984); Нобл (1984), 2-11. Весьма откровенные биографии пап римских в Liber Pontificalis этого решающего периода теперь имеются в отличном переводе Дэвиса (2000).
В чем-то похожая с миром франков к северу от Альп в отсутствие экспансии стандартная настройка византийской Италии склонялась к местным и центробежным политическим программам, так как лишенный большей части своих доходов Константинополь мог меньше предложить этим землевладельческим сообществам в плане позитивных условий и не имел независимых вооруженных сил, чтобы сдерживать их. Тем не менее в 681 г. общее положение этого региона все еще выглядело достаточно прочным. Новый договор с лангобардами и полное признание решений Халкидона предлагали мирный путь к неопределенному имперскому будущему византийской Италии вообще и Риму в частности. Но затем возник третий аспект – исламский фактор, и семена местничества, посеянные по всей византийской Италии, дали поистине необычные плоды.
Произошла простая вещь. Ослабление напора ислама, которое испытывала на тот момент Византия, оказалось краткосрочным, хотя его окончание было более чем отчасти виной императора Юстиниана II. Он попытался вернуть себе часть утраченного за предыдущие пятьдесят лет, начав войну с арабами в 690-х гг., с совершенно катастрофическим результатом. К 710-м гг. исламские армии не только расстроили попытку Византии нанести контрудар, но и сами снова стали на тропу войны, кульминацией которой стала двенадцатимесячная осада Константинополя в 717–718 гг., которая навсегда уничтожила империю. Фактически город выстоял, но лишь едва, и кризис не закончился с провалом осады. Император Лев III (717–741) сделал то, что должен был сделать любой правитель в таких обстоятельствах. В 722–723 гг. он объявил огромное повышение налогов (по имеющимся данным, удвоив их), чтобы попытаться найти средства для укрепления своего восточного фронта, и вскоре после этого провозгласил начало иконоборчества – он и его советники стремились выявить то, что именно так разгневало Бога.
Последствия этого для византийской Италии оказались подобны электрической реакции. Повышение налогов породило огромное недовольство во всех военизированных сообществах землевладельцев. В Риме proceres и possessores использовали папу Григория II (715–731), который объявил, что они отказываются их платить, и открыто взбунтовались. И ввиду отчаянного положения, в котором оказалась империя, имевшая так мало сил, когда в 725 г. наступил момент действовать и экзарх подошел к Риму с армией, которую он сумел собрать, римлянам удалось благодаря собственным ресурсам и небольшой помощи извне найти достаточное войско, чтобы оказать ему сопротивление. В этот момент, более чем в какой-либо другой, и родилась независимая республика Святого Петра – прямая предшественница папских государств, которые в итоге будут ликвидированы в XIX в. благодаря большим и малым наполеонам.
Потребовалось еще несколько лет, чтобы ситуация стабилизировалась и все поняли, что случилось нечто, окончательно и бесповоротно. В конце 720-х гг. в римском землевладельческом сообществе по-прежнему была одна фракция, возглавляемая тогдашним предводителем Петром, которая была готова вступить в заговор с Константинополем, чтобы убрать папу Григория II и восстановить вассальную зависимость по отношению к Византии. Но путч провалился. Провозглашение императором Львом III иконоборчества также сильно продвинуло вперед дело независимости на местах, так как позволило Григорию разыграть религиозную карту пик. Он отлучил императора от церкви и прочитал ему еще одну нотацию о том, что правители не должны вмешиваться в богословие (как до него Геласий; текущая военно-политическая ситуация, очевидно, была такова, что он мог безопасно сделать это). Имелись и потери. В 732–733 гг. император
271
Нобл (1984), с. 2 – самый лучший отчет на английском языке. Дэвис (1992) – отличный перевод соответствующих биографий пап римских.
Во-первых, сначала у dux’а римского, а затем у центральной имперской власти в Константинополе начали иссякать деньги, и папская власть взяла на себя их функции, а религиозный компонент папских служебных обязанностей волей-неволей уменьшился. Организация снабжения продовольствием и водой, благотворительность, общественные строительные работы, затем оборона и, наконец, ведение политики и дипломатии на территории дуката – все это оказалось очень серьезным делом даже при наличии увеличенного чиновничьего аппарата. Папы, разумеется, по-прежнему находили время для религиозных вопросов. Григорий II и Григорий III (715–741), которые вступили в должность один за другим и руководили жизнью нового государства, также предоставляли широкую поддержку англо-саксонскому миссионеру Бонифацию. Но политическое положение нового государства требовало постоянного внимания. Большой налоговый кризис 720-х гг. породил волну местничества по всей византийской Италии, когда начали сказываться его последствия. За пределами Рима император сумел заново утвердить свою власть, но, как оказалось, лишь временно. По крайней мере, на севере отношения между местными сообществами землевладельцев и Константинополем стали очень напряженными, а ряд лангобардских королей – Лиутпранд, Ратчис и Айстульф – быстро воспользовались возможностью отхватить клочки византийской территории. Этот процесс растаскивания по кусочкам достиг своего апогея, когда Айстульф в 751 г. решительно оккупировал Равенну и Пентаполис, что сократило владения Византии в Италии до ограниченной территории на юге. Тем временем дукат Перуджи примкнул к Римской республике, расширив ее политическую основу, но общее стратегическое окружение осталось угрожающим. Вместо того чтобы найти защиту под имперским зонтиком, республика скромных размеров теперь сама отвечала за свою оборону в раздробленной Италии, где ее соседями были чуть более крупные по размерам независимые лангобардские герцогства Сполето и Беневенто и гораздо более крупное Лангобардское королевство на севере (карта 12, с. 295). Самооборона в конечном итоге заставила пап римских обратиться за поддержкой к франкам (глава 5), но суть их целей проста. Все непосредственные соседи республики были относительно сильными, и все имели хищнические намерения в отношении по крайней мере окраин республики Святого Петра. С момента ее рождения папам римским приходилось тратить гораздо большую часть дня, беспокоясь об армиях, доходах и дипломатических отношениях [272] .
272
Это отчетливо вырисовывается в добротном повествовании Нобла (1984), с. 2–4; ср.: Левеллин (1971), с. 7–8; Даффи (2006), 86 и далее.
Однако главная роль Рима на развивающемся пространстве латиноговорящего христианского мира уменьшилась не только таким образом. Так как нам известно, что развитие папства на долгосрочную перспективу позднее будет связано с утверждением религиозной власти Рима в противовес претензиям средневековых императоров, и так как римские императоры сами осуществляли такую сильную религиозную власть, легко не заметить ту степень, в которой позднеримское папство фактически зависело от позднеримских структур для выполнения той главной роли, какой оно сумело добиться для себя в рамках западной церкви в тот период. Папские декреталии не только вторят формам законотворчества Римской империи, но и вся их эффективность зависела от существования империи. Хотя все дороги и вели в Рим, он был расположен чертовски далеко от большинства мест даже на римском Западе. Самый короткий срок, за который было совершено путешествие из Англии в Рим в те времена, составлял около шести недель. Это делало процесс доведения чего-либо до сведения папы римского не только тягостным, но и чрезвычайно дорогим, так как людям приходилось на несколько месяцев оставлять свою обычную деятельность. Однако ввиду того, что церковь была частью Римского государства, церковнослужители часто имели возможность пользоваться имперской транспортной системой – cursus publicus, чтобы ездить по империи. Это не сильно ускоряло процесс, но здорово сокращало расходы на доставку прошения в Рим. А затем, хотя это и не совсем так, эффективность папских решений в действительности зависела от поддержки императора. В 445 г. папа римский Лев I даже пошел на то, чтобы получить от императора Валентиниана III четкое постановление, применявшееся во всей Западной Римской империи и гласившее о том, что «ничто не должно делаться вопреки или без разрешения римской церкви». Властной конструкцией, которая делала Рим все более важным для западной церкви в позднеримский период, был императорско-папский двойной акт, опиравшийся на материально-техническое обеспечение и юридические структуры империи [273] . И то и другое исчезло с крахом Западной Римской империи, а то, что мы видим вместо них, – новые властные структуры, которые создала раннесредневековая западная церковь, сильно понизил роль, которую мог играть любой папа римский.
273
Nov. Val. III 17; перевод на английский язык у Фарра (1952).
И де-факто, и де-юре короли государств-правопреемников на подвластных им территориях унаследовали вид религиозной власти, которая раньше принадлежала римским императорам; по крайней мере, как только они обратились в католическую веру. Короли франков (а значит, и все, кого они завоевали) официально были католиками со времен Хлодвига, а вестготы – со времени III Толедского собора в 589 г. Англосаксонские короли начали становиться добрыми католиками-христианами начиная с 597 г., и приблизительно к 660 г. все уже были ими. Лангобарды были приверженцами решений Никейского собора начиная с VII в. Все эти короли быстро переняли римскую имперскую идеологию силы. Все они были назначены Богом, как объяснялось, и правили на основании особых отношений с Ним. Сочетая эллинистическую королевскую власть и модели Ветхого Завета, как это делали римские императоры в позднеримскую эпоху, они становились гораздо больше чем просто мирскими правителями, – избраны и назначены Всевышним [274] . И как это было с их позднеримскими предшественниками, с идеологической точки зрения это давало им возможность действовать в своих владениях как главам церкви.
274
Рейделлет (1981) – отличный общий обзор; ср.: Тейллет (1984) конкретно о Вестготском королевстве, но включая много общих материалов помимо этого.