Восставшие миры

Вилсон Фрэнсис Пол

— Если Хейуорт найдет тебя, ты никогда уже не выйдешь на улицу, — ответил Ла Наг. — Подумай об этом.

— Единственное, о чем могу думать, — я в плену, ты мой стражник. Нисколько не лучше любого другого в Империи. Фактически — хуже.

Слова его больно уязвили Ла Нага. Он мысленно подыскивал возражения, но в конце концов признал, что ради революции забыл все, во что верил, все, что унаследовал.

Вспомнился наказ Адринны.

Прежде всего — успр. Забудь о ней, стараясь победить врага,

и сам станешь врагом… хуже прежнего, который просто не знал, что способен на лучшее.

— Неужели я… враг? — пробормотал он, чувствуя слабость и тошноту. Стаффорд вопросительно посмотрел на него. — Тебе не понять, — тряхнул головой Ла Наг, оглянулся на Канью и Йозефа, видя сочувствие, но не получая помощи.

Ему предназначено вести бой, тот самый, который можно выдержать лишь в одиночку.

Близка, близка победа, вот-вот будет достигнута главная цель… Как же он до этого дошел? Вот в кого превращаешься, дорвавшись до власти. Ужас. Он всегда был уверен, будто устоит перед искушением… будто он выше соблазна. И вдруг взял и поставил себя над другими, готовясь и желая использовать их для достижения своей конечной цели. Сделал точно то же самое, за что всей душой ненавидел Империю.

Невозможно сказать, когда дрогнул. Процесс пошел совсем незаметно — он так и не разглядел перспективу. Хотя при атаке Монетного двора должен был осознать, что ради своевременного включения аппарата Барского способен пожертвовать жизнью охранников. С каких пор налеты Робин Гуда стали важней человеческой жизни? В тот момент надо было сообразить. Да, придя к твердому заключению, что «нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц», он поставил внешние миры на край гибельной пропасти. Никогда раньше не верил, что цель оправдывает средства. Почему же теперь оправдала?

Если б Мора в тот раз не вмешалась, из-за него погибли бы люди. Тогда как революция вообще затевается ради жизни — ради свободного и беспрепятственного продолжения жизни. А чтобы революция стала поистине всенародной, она должна совершаться в том числе и в интересах имперской охраны, которой вместе со всеми прочими тоже надо дать шанс на лучшее будущее. Мертвецы и запертый на складе пилот не свободны.

Хорошо бы рвануть сейчас, выскочить в дверь, убежать в ночь. Только не к Море — куда угодно, лишь бы не к ней. Он до того стыдится самого себя и особенно своего обращения с нею в последнее время, что даже не посмеет взглянуть ей в глаза… пока не исправит дело.

— Можешь идти, — сказал он едва слышно, прислонясь к дверному косяку.

Стаффорд неуверенно шагнул вперед:

— Что? Правда?

Ла Наг кивнул, не глядя на него:

— Иди. Но помни: Примус-Сити совсем не тот, из которого ты улетал. На дворе ночь, на улицах хозяйничают сильные и отчаянные. Тебе там не понравится.

— Я должен найти жену.

Ла Наг снова кивнул и отошел от двери.

— Ищи. Если пожелаешь, веди ее сюда или лови

удачу в городе. Сам выбирай. Не забывай, что Империя тебя ищет повсюду, а мы предлагаем тебе и твоей жене надежное убежище.

— Спасибо, — поблагодарил Стаффорд, глядя в пространство между Ла Нагом и флинтерами.

Сперва нерешительно, а потом все увереннее прошел мимо них через весь склад к боковой двери. И трижды оглянулся, прежде чем скрыться из вида.

Ла Наг немного помолчал, собираясь с мыслями. Стремительно ускорявшийся график предписывал очередной шаг.

— Проследите за ним, — приказал он Канье и Йозефу. — Пусть сам сделает выбор. Если захочет сдаться охранникам, не мешайте. Если решит остаться с нами, позаботьтесь, чтоб ему не помешали.

Флинтеры кивнули, радуясь возможности заняться делом, вместо того чтобы сидеть и ждать. Включили голографические костюмы, преобразившись в пару среднего возраста, и направились к двери.

— Еще одно, — добавил вслед Ла Наг. — Сюда его не приводите. Доставьте их с женой ко мне на квартиру. Сюда — ни в коем случае.

Он не видел выражения лиц под голографической маской, но догадывался, что оно озадаченное.

— Поверьте, я знаю, что говорю. — И сам почувствовал затхлый вкус этой фразы.

Вскоре после ухода флинтеров явился Брунин.

— Где пилот разведывательного корабля? — спросил он, крутя головой в поисках Стаффорда.

— Его нет.

Ла Наг сел в то кресло, в котором сидел раньше пилот.

— Где ты его спрятал?

— Я его отпустил.

До Брунина не сразу дошло. Сначала он принял ответ за неудачную шутку, потом пристально вгляделся в лицо Ла Нага.

— Что?

— Не считаю возможным держать под стражей ни в чем не повинного человека.

Малая часть лица Брунина, не закрытая волосами и бородой, побагровела.

— Дурак! Идиот! С ума сошел? Известная ему информация может все погубить — ты же сам говорил!

— Знаю, — с полным хладнокровием кивнул Ла Наг. — Но не могу допустить, чтобы один-единственный неприятный факт подорвал самую крепкую в его жизни веру.

— Веру?

Брунин пробежался по кабинету.

— Мы говорим о революции, а не о вере! — Он подскочил к письменному столу и принялся лихорадочно выдвигать ящики.

— Ты во что-нибудь веришь? Хоть во что-нибудь…

Выхватив из ящика ручной бластер, Брунин развернулся, прицелившись прямо в лоб Ла Нага.

— Я верю в революцию, — объявил он, тяжело дыша. — И уничтожу каждого, кто попробует подорвать мою веру!

Ла Наг понадеялся, что выглядит совершенно спокойно.

— Без меня не будет революции. Останется новая могущественная Империя.

В паузе, показавшейся бесконечной, не слышалось даже дыхания. Наконец Брунин опустил бластер, без единого слова прошагал к задней двери и вышел на улицу.