Восточная и Центральная Азия
Шрифт:
Так он пел, а страж при море пришел к своему хану со словами:
— Этот человек и не думает умирать, но, высушив море, ходит и поет вот какие песни.
Тогда вновь приказывает хан: казнить его, усадив верхом на медного осла, вокруг которого заставить четырех дюжих раздувалыциков мехов раздувать пламя. А Гесер-хан незаметно покрыл все свое тело углем при помощи своего черного угля без трещины, угля с лошадиную голову, и ждет. Подходят раздувалыцики мехов и, разведя с четырех сторон огонь, начинают раздувать пламя, и вот огонь уже охватил
— Этот человек и не думает умирать и вот что поет.
Тогда хан опять отдает приказ:
— Изрубить его острыми мечами.
Принялись было колоть-рубить Гесер-хана, но он при помощи золотой палочки чудодейственно переломал все их вооружение. Не могут его умертвить; пошли к своему хану и жалуются:
— Что это за человек греха? Не остается теперь у нас никакого средства умертвить его. По крайней мере, мы не можем умертвить его. Ваше ханство, сами ведайте, как теперь быть!
Тогда хан решает:
— Вот как его умертвить: соберите множество копий и повесьте его на острия их!
Гесер-хана уводят, а он, захватив с собой свою золотую мельницу, нарочно говорит:
— На это дело нет у меня больше средств! Теперь пришла моя смерть!
И ждет. Дочь Кюмэ-хана Кюнэ-гоа — сама хубилган — поняла.
— Плохо это! — молвит она. — Доколе же ты будешь терпеть эти муки?
Тогда Гесер-хан делает вид, что посылает попугая послом к себе домой. Привязав к ноге попугая тысячу златошелковых нитей, он держит в руках шнур, к которому они привязаны, и громким голосом приказывает своему попугаю, который сел на городской башне:
— Лети, лети, моя птица-попугай! Китайский Кюмэ-хан убил Гесер-хана, государя десяти стран. Позови трех моих богатырей, которые выше меня, позови трех моих богатырей, которые одинаковы со мной, позови трех моих богатырей, которые ниже меня! Пусть будут за ними вослед и тридцать моих богатырей. Пусть придут мои девять богатырей, пусть разрушат стольный город того хана и самого хана казнят лютейшею из казней. Пусть обратят в пепел все, что может видеть глаз, пусть обратят в черный уголь все, что можно окинуть оком! Пусть полонят весь народ его! Лети же, моя птица-попугай!
И полетела его птица-попугай, а Гесер-хан держит в руках конец шнура и ждет. Услыхали Кюмэ-хан и все его приближенные и воскликнули:
— Горе, что делать? Мы не смогли умертвить и одного-то Гесера. Ясно, что от нас и праха не останется, если теперь придут девять его богатырей!.. Ах, Гесер-хан, призови свою птицу — мы дадим тебе все, чего ты ни потребуешь!
— Птица моя улетела далеко, никак невозможно! — отвечает он.
— Каково б ни было твое пожелание — все мы исполним по твоему повеленью! — говорят они и все земно кланяются ему.
— Хорошо! — соглашается Гесер-хан. — Ты должен отдать
— Отдам! — говорит хан. — Разве для тебя пожалею чего?
— Сюда, мой попугай! — чудодейственно поманил Гесер и принял птицу на руки, потянув за шнур, к которому была привязана тысяча златошелковых нитей.
Пригласив Гесер-хана в свой дом, Кюмэ-хан устроил большой пир. Тихонько он спрашивает свою дочь Кюнэ-гоа:
— Милая Кюнэ-гоа, я собираюсь выдать тебя за Гесера. Если ты, чего доброго, не согласишься, то он, пожалуй, убьет меня, а тебя заберет силой.
— Беда, батюшка мой! — отвечает она. — Раз это нужно для Гесер-хана, государя десяти стран, то неужели мне не соглашаться и ждать, пока он убьет моего батюшку?
— Справедливо, — сказал хан и выдал Кюнэ-гоа за Гесера, государя десяти стран.
Три года прожил Гесер-хан со своей женой Кюнэ-гоа. По прошествии же трех лет говорит он Кюнэ-гоа:
— Усладил я покоем твоего отца и вот около тебя жил, пока не исполнилось три года. Теперь я хочу возвратиться к себе и, навестив свое хозяйство, приехать обратно.
Отвечает ему Кюнэ-гоа:
— Что за речи изволишь говорить, государь мой Гесер-хан? Лучше бы жить здесь, а нет — так поехала б и я с тобой. Что мне жить здесь в одиночестве?
— Справедливо, поедем вдвоем! — соглашается Гесер. — Едем, не откладывая, за город.
И с этими словами Гесер садится на своего вещего гнедого коня, а Кюнэ-гоа — на своего сине-лысого мула; выехав вдвоем на ночлег за город, они уговариваются:
— Если справедливы твои слова и следует нам с тобой вдвоем жить здесь, — говорит Гесер, — то пусть мой вещий гнедой конь и твой мул оба после ночевки повернутся в сторону города. Если же твои слова несправедливы, а мои справедливы, то пусть мой вещий гнедой конь повернется в сторону моего дома!
Согласились и оба заночевали. Рано поутру встал Гесер-хан, государь десяти стран света, смотрит: и мул и конь оба стоят, повернувшись в сторону города.
— Что же это ты, мой вещий конь гнедой? — окликнул его Гесер. — Повернись в сторону моего дома! — Тогда повернулся вещий гнедой конь в сторону своего дома.
Будит Гесер Кюнэ-гоа:
— Рассвело уж, вставай! Загадали мы с тобой этой ночевкой по коню и мулу увидать, чья правда выходит, а чья — неправда!
Пошла Кюнэ-гоа, взглянула и говорит:
— Выходит твоя правда, а моя неправда: в своей поездке ты волен! Ехать — так поезжай, государь мой Гесер-хан!
И оба они сели верхами.
Проводив Кюнэ-гоа до города, так как она была одна, государь десяти стран света Гесер-хан изволил отбыть. По дороге, доехав до одной очень высокой горы, он присел и говорит:
— С того времени и до сей поры много я дел переделал: посижу-ка теперь в дияне-созерцании!
Спускается тогда к нему сестрица его Боа–Данцон–Гарбо, одна из трех его родимых побеждающих, и говорит: