Восточная война
Шрифт:
– Корабли противника идут на сближение!!
– с тревогой в голосе донес адмиралу один офицеров штаба.
– Очень хорошо. Посмотрим, на что способны французские комендоры с этой дистанции, - спокойно молвил Нахимов, внимательно наблюдая за быстро приближавшимися кораблями врага.
– Павел Степанович, вы бы встали чуть подальше. Неровен час, какое шальное ядро прилетит - с мольбой в голосе обратился к Нахимову, стоящему у самого кормового фальшборта, его молодой адъютант Павел Корн.
– Совершенно зряшная просьба-с, Павел Семенович. Смерть моя даже от какого-нибудь шального ядра по большому счету ничего не изменит, - невозмутимо отвечал моряк.
– Как так, Павел Степанович!?
– искренне удивился лейтенант.
– Да вот так. Сейчас все находится в руках наших комендоров. Если я их правильно воспитал и обучил, то враг будет разбит, не зависимо буду я жив или мертв. А если плохо, то любая смерть будет мне за счастье, лишь бы не видеть своего позора.
– Да как можно, господин адмирал!?
– возмущенно вскричал Корн.
– Можно, можно, смею вас заверить. Такова жизнь. А вот вам милостивый государь, совершенно незачем рядом со мной стоять. Глупо-с, своей молодой жизнью зазря рисковать. Извольте встать у меня за спиной и докладывать о действиях британского линкора, - приказал Корну адмирал.
– Есть, - смиренно произнес лейтенант и принялся наблюдать за кораблем капитана Кнабса, чьи боевые действия, мало, чем отличались от действий французов. Начав стрелять с дальних дистанций, "Куин" медленно приближался к стоявшему на якорях "Константину". При этом, как и капитан Блерри, британец был вынужден проводить сложные маневры, дабы иметь возможность обрушить на русский парусник мощь своей бортовой артиллерии.
Командовавший "Константином" вице-адмирал Новосильцев, строго придерживался приказа адмирала Нахимова и, несмотря на попадания в корабль вражеских ядер, ответного огня не открывал.
Подобное поведение русских кораблей для капитанов флота коалиции было непостижимой загадкой. Привыкшие к тому, что артиллерийская перестрелка между враждующими флотами начиналась еще с дальней дистанции, они вначале усердно ломали голову над упорным молчанием врага, чтобы затем списать все на "азиатскую" дикость своего противника. И потому, позабыв всякую осторожность, просвещенные европейцы спешили засыпать молчавшего противника градом своих бомб и ядер.
Единственный европеец, кто мог просветить командиров коалиции, капитан Джон Слейтон, участвовавший в синопской битве и воочию знакомой с тактикой Нахимова, вот уже несколько месяцев находился в русском плену.
Не помогли капитанам Блерри и Кнабсу и турецкие моряки, уже неоднократно испытавшие на себе убийственную тактику "Нахим-паши". И не потому, что коварные азиаты сводили какие-то свои счеты со своими "старшими братьями" по оружию. Отнюдь нет. Турки были бы только рады помочь советом "высоким белым братьям". Если бы такая возможность у турецких моряков вдруг и возникла, то европейцы попросту не стали бы их слушать.
Воровато и торопливо проплыли французские корветы мимо угрюмо молчавших русских парусников, спеша опустошить свои пороховые погреба. На этот раз комендоры противника стреляли куда лучше. Вражеские ядра густыми роями пролетали над палубой флагманского "Парижа" и многие из них падали на русский корабль.
Одно из них в мгновение ока превратило резную ограду капитанского мостика в груду обломков, которые щедрым дождем обрушились на адмирала и его малочисленную свиту.
– Ах!!!
– громко воскликнул Корн, заметив, как увесистая щепка с силой хлестнула по лицу стоявшего рядом с ним Нахимова. Тот от нестерпимой боли непроизвольно прикрыл руками голову, но уже спустя несколько секунд поспешно отдернул их, словно устыдившись своих действий.
– Павел Степанович!! Как вы!?
– с тревогой выкрикнул лейтенант, бросившись на помощь Нахимову, но не успел он пройти и шаг, как был остановлен гневным взглядом адмирала.
– Благодарю вас. Ничего существенного, только щепка-с, - язвительно бросил Нахимов, медленно поднимая к глазам руку с подзорной трубой.
– Но как же, Павел Степанович!? У вас же вся щека в крови, - не унимался лейтенант и, выхватив из кармана мундира белоснежный платок, решительно шагнул к своему кумиру.
– Лейтенант Корн, прекратите заниматься несвойственным для офицера делом, - Нахимов решительно отодвинулся в сторону от сжимавшей платок руки.
– Всю необходимую мне помощь, в свое время окажет корабельный доктор. А вы извольте заняться своими прямыми обязанностями. Приступите к тушению пожара на корабле!
– громко приказал Нахимов, заметив краем глаза разгорающиеся языки пламени на палубе линкора.
Упав на палубную тумбу канатов, вражеское ядро моментально подожгло их смоляные волокна и выпущенный на волю огонек, проворно заплясал по ним. С каждой секундой своего танца он становился все сильнее и прожорливее, грозя в любой момент перекинуться на паруса "Парижа".
Нет ничего опаснее, чем огонь на палубе корабля и потому, позабыв обо всем, лейтенант Корн стремительно бросился тушить адское пламя. Вместе с ним, на борьбу с огнем бросилось и несколько матросов, все это время стоявших на палубе под неприятельским обстрелом.
Не обращая внимания на грохот и свист проносившихся над собой вражеских бомб и ядер, горстка храбрецов отчаянно боролась с огнем, который отнюдь не собирался сдаваться. Почувствовав волю, пламя оказывало яростное сопротивление морякам, нещадно жаля их своими жаркими языками огня.
Только самоотверженный героизм, позволил матросам во главе с лейтенантом Корном отстоять корабль и не дать разгореться пламени. Весь прокопченный, держа в обожженных руках изрядно обгорелый мундир, Корн буднично доложил адмиралу о ликвидации пожара.
– Благодарю за службу, Павел Семенович! Прикажите выдать морякам по чарке водки, а сами отправляйтесь к доктору, - теплым голосом произнес Нахимов, и это было самой лучшей наградой для Корна на данный момент.
– Рад стараться, господин адмирал. Но позвольте остаться возле вас до конца боя, - с трепетом в голосе попросил лейтенант.