Восточная война
Шрифт:
– Странно, как уживается в нем такой идеализм с немецким прагматизмом, который явно сквозит из каждой его строчки.
– Мери Бернс это тоже удивляет, - вновь позволил себе скупо улыбнуться Мордрет, вспомнив подругу Энгельса, через которую к инспектору приходило много ценной информации.
– Ну, каким бы странным господин Энгельс не был, но русского царя Николая в своей статье по поводу нашей войны с Россией, он очень сильно задел. Читаю и радуюсь душой от осознания того, что наши солдаты ведут святое дело, борясь с азиатским деспотом, превратившего свою империю в тюрьму народов. Нет лучше и благороднее дела, чем разрушить стены этой тюрьмы и даровать измученному народу
Ай да Энгельс, ай да господин революционер. После такой разгромной статьи теперь никто не посмеет утверждать, что, воюя с русскими, мы преследуем только свои корыстные цели. Нет, на своих штыках мы несем гибель тирану и свободу русскому народу и другим узникам царских застенков. И всякий свободолюбивый человек должен нам помогать!
– говорил Пальмерстон, глядя торжествующим взглядом на сидящего перед ним инспектора Мордрета.
– Позаботьтесь, господин инспектор, чтобы статью нашего революционного друга напечатали во всех ведущих газетах Англии, Франции, Бельгии и Соединенных Штатов. Кроме этого надо помочь русским изгнанникам отпечатать её на русском языке и через Финляндию перебросить в Петербург, для распространения среди интеллигенции и столичного бомонда. Они очень любят внимать словам пророка со стороны, откровенно не замечая своих мудрецов.
Думаю, что для царя Николая сочинение господина Энгельса нанесет куда больший ущерб, чем поражение на Альме и даже потеря Севастополя, - чеканил свои мысли Пальмерстон. Инспектор торопливо записывал приказы лорда в свой блокнот. У него была прекрасная память и, в случае необходимости, он мог повторить речь лорда слово в слово, но сидеть истуканом и моргать совиными глазами перед высоким начальством, было верхом непочтения.
– Все будет сделано, милорд, в самое ближайшее время . Но боюсь, русские несколько опередили нас на этом этапе идеологической борьбы. По распоряжению царя Николая во всех русских газетах опубликовано патриотическое стихотворение поэта Пушкина "Клеветникам России", которое имеет очень большой успех, как среди бомонда, так и среди простых людей, - осторожно сказал инспектор . Но негодования со стороны лорда не последовало.
– Слава богу, что поэт Пушкин мертв, иначе неизвестно, что бы он написал в поддержку своего горячо любимого императора. Знаете, Мордрет, если бы русские знали свою силу, мы бы не сидели бы с вами так спокойно, а постоянно бы пребывали в страхе высадки русского десанта на побережье, - задумчиво произнес Пальмерстон и тут же опасливо захлопнул узкую щелочку своей души.
– Я вас больше не задерживаю, инспектор, - холодно молвил он, и в тот же момент Мордрета сдуло невидимой волной, которая понесла инспектора в его любимую канцелярию, где готовились очередные порции идеологической отравы для недругов Британии.
Распрощавшись с Мордретом и выслушав доклад своего секретаря о выполнении ранее полученных приказов и распоряжений, лорд Пальмерстон уже был готов отправиться на прием к королеве, как неожиданно в его кабинете возник военный адъютант премьер министра Чарльз Бишоп. В его задачу входило информирование лорда обо всех военных новостях и по напряженному лицу и сжатым губам адъютанта, премьер понял, что тот принес недобрые вести.
– Что случилось, Чарльз, русские разбили нас в Крыму или напали на нашу эскадру на Балтике?
– нахмурившись, спросил британский премьер.
– Нет, сэр. В Крыму и на Балтике все спокойно, но вот положение в Азии оставляет желать лучшего. Согласно поступившим сообщениям из Дели русский генерал Перовский вторгся в Ферганскую долину, сердце Кокандского ханства. Генерал Колигвуд не исключает возможности появление русских частей в Кашмире до конца года.
От этих новостей лицо лорда Пальмерстона потемнело от злости, сбывалось самое кошмарное опасение для британцев, русский медведь был на пороге Индии.
– Черт возьми, Чарльз! Как это могло случиться, ведь еще на прошлой неделе меня уверяли, что кокандцы обязательно остановят генерала Перовского благодаря своему численному превосходству и тем ружьям, которые мы им продали, и пушкам, отлитым под руководством наших специалистов. Я ничего не путаю?!
– Никак нет, сэр, все верно. Скорее всего, азиаты оказались плохими вояками, на подобие турок, которые и шагу не могут ступить без совета наших офицеров.
– Скорее все вы правы. Телеграфируйте Колигвуду, чтобы попытался устранить русскую угрозу руками афганцев. Пусть хоть этим эмир Кабула отработает наше покровительство.
Произнеся эти слова, Пальмерстон собирался покинуть кабинет, но Бишоп остановил его.
– Прошу прощение, сэр, но боюсь, что афганцы не смогут быть полезными генералу Колигвуду. Как я вам докладывал четыре недели назад, они заняты отражением нападения персов на Герат.
– Неужели эти азиаты разучились воевать!? Помниться ранее они оказывали нам очень стойкое сопротивление, - гневно фыркнул лорд.
– Боюсь, сэр, положение под Гератом сильно изменилось за прошедшие недели. Согласно последним сведениям обстановка там довольно серьезная и эмир сам вынужден просить генерала Колигвуда об оказании военной помощи для отражения персов. Как утверждают афганцы, персидскими войсками руководят русские офицеры.
Пальмерстон буквально прожег негодующим взглядом лицо адъютанта, но тот мужественно выдержал это испытание. Гневно пожевав свои тонкие губы, британский премьер изрек.
– Наши враги слишком далеко зашли, Бишоп. Быстро разыщите военного министра и первого лорда адмиралтейства. Я жду их у себя после приема у королевы. Пусть поторопятся. Я хочу услышать их предложения как исправить положение, а не испуганное кудахтанье, как это было в прошлый раз.
За положением под Севастополем пристально наблюдали не только из туманного Лондона, но и обитатель дворца Тюильри Луи Наполеон. Ему как воздух был нужен положительный результат в столь затянувшейся компании на востоке. Парижане и прочие французы все ещё любили своего императора, видя в нем твердую руку, которая не позволит банкирам и чиновникам растащить государство по своим бездонным карманам.
На этом коньке он пришел к власти, но чтобы удержать её в своих руках, нужны были победы, пусть даже не столь блистательные, как они были у его великого дяди, но все же победы, которые так любит простой народ и под которые он может простить все что угодно. Император уже не- однократно требовал от Пелесье полного захвата Крыма и разгрома русской армии стоящей в Бахчисарае, но каждый раз "африканцу" удавалось находить веские аргументы не исполнять требования императора.
– Зачем нам атаковать хорошо укрепленные русские позиции и терять солдат, когда к этому можно вынудить Горчакова, постоянно угрожая новым штурмом южной части Севастополя. Пусть русские, спасая Севастополь, штурмуют наши позиции и ослабляют свои и без того скромные силы. Они не делают это сегодня, но завтра общая обстановка заставит их напасть на нас, и мы к этому готовы, - писал Пелесье императору, всякий раз когда тот пытался навязать командующему свою тактику.
– Прикажите, и я поведу своих зуавов на Бахчисарай, но только потом мне понадобятся тысячи новых солдат, поскольку русские совершенно не собираются бежать от звуков наших выстрелов.