Восточное наследство
Шрифт:
Дверь открылась, и профессор в сопровождении трех ассистентов подошел к постели.
В палате вспыхнул яркий свет. Ерожин зажмурился. Профессор что-то говорил окружающим. Ерожина щупали, мяли. Профессор смотрел на просвет темные листки снимков. На пленке светлыми разводами просвечивали линии костей и суставов.
— Что со мной будет? Когда выпишите? — спросил Ерожин и сам удивился слабости своего голоса.
— Ишь, чего захотел! Выписки… Ты, подполковник, сперва подлечись, а потом вопросы задавай, — ответил профессор. — Переводите в травматологию. Опасности нет. Но режим держать жесткий.
Когда Ерожина перевозили в травматологию, он спросил сестру Симу:
— Почему профессор с палкой?
— Он с Афганистана без ноги… В госпиталь снаряд угодил. Аккурат во время операции, — добавила нянечка, помогавшая катить Ерожина. — Хорошо, что только одну оторвало.
Ерожина ввезли в лифт. Знакомый по ночи звук электрического мотора сопровождал спуск кабины. При остановке Петр Григорьевич снова почувствовал острую боль в плече.
Стиснул зубы, чтобы не застонать. Боль прошибла последнюю перегородку в мозгу. Ерожин вспомнил все. Глинистые ухабы в предрассветном лесу. Фары выхватили темную массу «Форда». Раскрытые дверцы в покинутой машине. Первым выскочил Ерожин, за ним Конягин. Ерожин выхватил пистолет и только успел снять предохранитель, как полыхнуло из кустов. Он вспомнил свет вспышки и треск автомата… Дальше пустота.
В палату, куда перевезли Ерожина, на постели с забинтованной головой сидел худой человек в пижаме. Он кивнул Ерожину и что-то промычал. Рот соседа оказался под бинтом, и говорить тот не мог.
Днем пришел Грыжин. Шеф уселся на краешек кровати. В коридоре, за матовым стеклом двери Ерожин заметил силуэт охраны.
— Что, допрыгался? — пробасил генерал. — Ничего, рана твой главный орган не задела… Представляешь, как бы тебе пришлось без кобелиного признака?
— Как все произошло? — спросил Ерожин.
— Как-как? По-мудачески… — ответил генерал. — Ты в кабинетах засиделся; оперативный опыт забыл. Кто так на бандита идет? Вылезли, пистолетами машут.
— Конягин как? — спросил Ерожин.
— Похоронили… — Генерал отмахнулся. — Тебе сейчас негатив не нужен. Хорошие эмоции надо выдавать. Я тебе новую работу приглядел. Будешь службу безопасности фирмы возглавлять. Оклад в три раза выше министерского.
— Вы меня списываете? — Ерожин привстал на кровати и повалился от резкой боли в плече. , — Не дергайся. Никто тебя не списывает.
По состоянию здоровья тебя придется в запас.
Медкомиссия не пропустит. Пенсию получишь и новую работу. Заживешь, как буржуй. Всех нас за пояс заткнешь.
— Что ж это за работа такая? — спросил Ерожин, продолжая морщиться от боли.
— Пойдешь к моему другу Аксенову. Ты его пулю получил. Они на набережной Аксенова поджидали.
— Их взяли? — спросил Ерожин.
— Перестреляли, как бешеных собак. Но это так, сявки. На Аксенова у них головорезов хватит. Игра не шуточная. Работа тебе будет.
И работа нелегкая. Зато и оплата! Полторы тысячи зеленых я из Аксенова на тебя вытряс.
Представляешь, какие деньжищи? И каждый месяц. Зря таких денег не дают. Придется
Жидкость цвета крепкого чая забулькала и потекла в генерала. Ерожин видел, как кадык Грыжина пульсирует в такт глотку. Оторвавшись от горлышка, генерал протянул бутылку Ерожину:
— Лечись, Петя.
Ерожин хотел взять коньяк, но боль свела все тело. Генерал приподнял голову Ерожину и влил в него немного коньяка.
— Теперь отдыхай.
Петр Григорьевич откинулся на подушку и забылся. Генерал встал, поглядел на порозовевшего Ерожина, затем вышел в коридор.
Охрана последовала за хозяином. Грыжин зашел в ординаторскую и тоном приказа велел врачу лечить подполковника по первому разряду:
— Если что, голову сниму. Вы не кого-нибудь, героя в свою больницу получили.
Всего этого Ерожин не слышал. Он дремал и во сне видел светловолосую девушку с синими бровями. С небес доносилась тихая музыка.
Ерожин танцевал с Надей. Танцевал и улыбался.
9
Сегодня Фатима убьет Вахида. Дальше…
Что будет дальше, она не думала. Пускай идет все само собой. В четыре часа Фатима вывела свой велосипед и покатила в сторону Ферганского шоссе. Ловко маневрируя между транспортом, через сорок минут выбралась из города. Лента шоссе слепила солнечным отражением. Тепловатый ветерок приятно ласкал щеки и шею. Начались поля. Раньше тут растили хлопок, теперь на заброшенных плантациях бурели прошлогодние травы. Местами радовала глаз свежая поросль. Февраль выдался необычайно жаркий, и раннее тепло будило природу. Запах паленой солнцем травы, смешанный с весной и пылью, щекотал ноздри. До места около одиннадцати километров.
«За полчаса доберусь. Автобус в семь». Фатима давила на педали и старалась чего-нибудь не упустить. Пока все идет по плану. В милиции кончается рабочий день и готовятся проводы. Эти ублюдки уже накупили подарков и заучили подхалимные речи. Как же, Вахид идет на повышение, уезжает в Ташкент. Надо на всякий случай вылизать задницу. Фатима улыбнулась. Знали бы, где эта задница будет сегодня ночью, старались бы поменьше и денежки на проводы поэкономили.
Белый «Опель», поравнявшись, сбросил скорость и потянулся рядом. Два толстых бухарских еврея разглядывали девушку, приспустив оконное стекло. Один из них зацокал языком:
— Такой красивый, зачем ногами колеса крутишь? Садись к нам. У нас колеса сами крутятся…
Фатима резко свернула на тропинку, ведущую вдоль шоссе. Заглядевшийся водитель чуть не завалил «Опель» в кювет. Фатима показала язык и поехала по тропинке. В машине выругались и дали газу. Через минуту «Опель» превратился в блестящую белую муху.
Фатима до смерти боялась Вахида, пока он открыто не признался ей в любви. Страх сразу ушел, появились презрение и ненависть.
«Грязный скот! — решила Фатима. — Пускай он мне не родной отец. Но я росла рядом. Он помнит меня ребенком. Как можно после всего этого лезть под юбку и хватать своими грязными лапами».