Вот что должно быть вышито на каждом слюнявчике

Когда Огдена Нэша попросили написать предисловие к сборнику произведений Вудхауса, Нэш ограничился фразой: «Сочинения Вудхауса не нуждаются в предисловии». Очень хотелось бы последовать примеру столь выразительного лаконизма. Но, увы! Публикации стихов Огдена Нэша все еще в предисловии нуждаются. А в Соединенных Штатах — по прошествии четырех десятилетий после смерти поэта — уже нуждаются. В книге Брендана Гилла «Здесь, в 'Нью-Йоркере'», как с сожалением заметил

Огден Нэш родился в 1902 году, свою деятельность начал в издательстве «Дабблдей», где он и «дабблдействовал» по его же словам некоторое время, пока как-то не набросал стихотворение «Весна приходит в Мюррей-Хилл». Нэш счел, видимо, занятие стихосложением глупостью и отправил свои каракули в мусорную корзину. Однако, поразмыслив, он извлек их и вместо корзины отправил в журнал «Нью-Йоркер», где они были опубликованы в 1930 году и произвели настоящую сенсацию.

Биографы и журналисты предпочитают рассказывать именно эту историю поэтического дебюта Нэша, она выглядит весьма привлекательной, хотя справедливости ради следует сказать, что первое стихотворение Нэша появилось в «Нью-Йоркере» четырьмя месяцами ранее — 11 января 1930 года.

Если заглянуть в любую энциклопедию, в любую публикацию, посвященную Огдену Нэшу, он там будет назван непревзойденным мастером легкой поэзии — «поэзии-лайт». «Лайт»! Слово ныне хорошо знакомое нам и без перевода по надписям на бутылках с прохладительными напитками и пачках сигарет, что уже могло бы стать темой для стихотворения Нэша. «Сам термин 'легкая поэзия' — пишет Арчибальд Маклиш в предисловии к солидному изданию избранных произведений Нэша, — несет в себе уничижительную коннотацию. Есть только один вид поэзии, — считает Маклиш, — поэзия!» Утверждение банально, но неоспоримо. Подлинное искусство не терпит классификации.

Мы же позволим себе, преодолев «трудности перевода», все же причислить Огдена Нэша к мастерам так называемой светлой поэзии.

По признанию самого Нэша, манерой своего письма он обязан плохим поэтам, и пальму первенства в том влиянии, какое они оказали на его технику, отдавал Джулии А. Мур. О Джулии Мур, получившей титул Сладкоголосого певца Мичигана (так называлось одно из ее стихотворений), Марк Твен как-то сказал: «Она вызывает жалость в тех стихах, которыми она хотела вызвать смех, и — смех там, где она пыталась вызвать жалость».

Нэш, заимствуя у Джулии Мур сверхдифирамбические, выспренные метры, псевдопоэтические инверсии, нескладные, неуклюжие асимметричные строки, чрезвычайно банальные или с невероятным тщанием подобранные неточные рифмы, игру слов там, где она не подразумевалась (и, безусловно, пародируя ее), создавал свой метод письма, где все перечисленные недостатки становились совершенно осознанным художественным приемом, позволяющим бросить ироничный, но неизменно добродушный взгляд на окружающую его действительность.

Нэш утверждал, что «намеренно вольно обращался с правилами грамматики, правописания и просодии». Таким образом выработанный стиль позволил впоследствии Нэшу сказать о себе: «Я сделал свой выбор, и пусть лучше я буду хорошим 'плохим поэтом' ('a great bad poet'), чем плохим 'хорошим поэтом' ('a bad good poet')». В отличие от Уайльда, считавшего словари рифм очень полезным подспорьем для поэтической лиры, Нэш «не утруждал» себя поиском рифмы, он их выдумывал, изобретал там, где это позволял его творческий метод, создавая тем самым свой собственный словарь рифм — необычных и экстравагантных.

Стиховую строку Нэш «произвольно удлинил, превратил ее практически в 'безразмерную': от начальной прописной буквы до рифмы она может растянуться на три-четыре строки печатного текста» [1] . Но иногда стихи Нэша оказывались такими короткими, что на марке, выпущенной почтовым ведомством США к столетию со дня рождения Огдена Нэша, поместилось шесть (!) его стихотворений.

«Если уж строки Нэша не превосходят фолкнеровы или джеймсджойсовы пассажи,

Они оказываются столь коротки, что короче уже не скаже…» — писал Ричард Корлисс в упоминаемой уже статье из журнала «Тайм».

И все же метод Нэша не сработал бы, не обладай он удивительным слухом на «несовместимость понятий и на неуместность выражений», не обладай он уникальным даром сближения вещей возвышенных и приземленных, не ощущай он, как никто другой, с невероятной остротой и чуткостью, что «быт» и «бытие» — слова того же корня. Ни одному другому поэту, пожалуй, не удалось столь ярко и выразительно подчеркнуть, что и слова «гуманность» и «юмор» имеют общее происхождение. В английском эта общность выглядит еще более наглядно: «human» и «humor». А если учесть, что слово «юмор» восходит своими корнями к слову «гумор», которое в этимологических словарях толкуется как «жизненные соки» организма, определяющие темперамент человека, то стихи Нэша совершенно оправданно можно назвать «сочными». И живительными!

Репертуар Нэша обширен, если не сказать — всеобъемлющ. Нэш пишет обо всем! Стоит только взглянуть на оглавление почти всех посмертных изданий Нэша, составленных, как правило, по тематическому принципу: «Дела семейные», «Он и она», «Любовь и брак», «Путешествуем с Нэшем», «Спортивная жизнь», «Интересные люди», «Такова американская жизнь», «Человек за работой», бестиарий, названный в одном из сборников «Нэшиональным зверинцем»… еда, выпивка, болезни и здоровье, возраст человека, его старение и, конечно, — писательство, а также темы для размышлений, краткие, как правило, двухстрочные, но неизменно емкие размышления самого Нэша.

Нэш написал множество книг для детей и взрослых, хотя сказать с определенностью, какие из них для детей, а какие для взрослых, весьма затруднительно. Его короткие строки — которые, кажется, еще не поэзия, равно как почти безразмерные, которые, кажется, уже не поэзия — с яркой парадоксальной рифмой позволяют вычленить «поэтические вкрапления» из прозы жизни. А искажения в рифмовке только подчеркивают, что всего пара букв, звуков отделяют прозу от поэзии, они как бы говорят: чуть-чуть подправь орфографию — и проза станет поэзией.