Вот моя деревня
Шрифт:
— Догонит фургон-то нас, пошли. Чем тут околачиваться, мы потихоньку к дому пойдем.
А дальше-то что случилось
А дальше-то что случилось, дальше вышло самое неожиданное! Только мы отошли от навеса, глядь — на площадь влетают два велосипедиста. Батюшки,
Мы как закричим:
— Наши!.. Да ведь это наши!
А Шурка как закричит:
— Вот они!..
Бросились мы к ним, а они с велосипедов попадали, еле на ногах держатся, мокрые все, грязью заляпанные.
— Это вы? — кричу, глазам своим не верю.
Они дышат тяжело, а улыбаются.
— Да мы это, мы…
Стали мы тут толкаться, по плечам друг друга ударять, а я-то кильковских чуть не обнимаю, наши ведь это, наши, ах ты, и они рады, стоит от нас на площади сплошной крик.
— А вы-то чего!
— А мы-то чего!
— А дождь-то, а гроза какая!
— А плевать, зато встретились!
— Вот ка-ак!
— Ишь ты-ы!
Я у Шурки спрашиваю:
— Шурка, вы зачем сюда на велосипедах поехали?
А он отвечает:
— Мы сначала, как Сизиков нам рассказал, думаем: не бывать вам первыми у городских пионеров! А потом Агафон нам навстречу попался, езжайте, говорит, скорей, там равенские одни пропадают, мы и газанули!
Я говорю:
— Значит, вы за нами?
— Выходит, что за вами.
Я говорю:
— Вы, кильковские, молодцы.
А кругом кричат, уняться никак не могут:
— Ну, как там у нас?
— Ну, как тут у вас?
— А мы мороженое ели!
— А мы автобус встретили!
Я говорю:
— Шурка, а пионеры-то лежат больные животами, объелись, стало быть, а Митю мы не нашли, значит, Люба за Славку вашего выйдет, это нам обидно…
А Шурка отвечает:
— Это все вранье! Ошибка вышла, вчера к Славке из городу невеста приехала, свадьбу замышляют, а Любу он по дружбе и товариществу провожал.
Эх, весело мне стало! Я кричу:
— Вот как!
Ничего еще, думаю, не пропадет наша деревня, жить можно.
— Шурка! — кричу. — А мы тоже, время придет, вас выручим! Верно, пацаны, мы кильковских не оставим?
— Факт, не оставим!
— А ну, садитесь, — говорят кильковские, — поехали, будем по переменке крутить.
Коля говорит:
— По переменке мы куда хочешь уедем.
Уселись мы по двое на велосипеде, один педали крутит, другой на багажнике сидит. Воздух чистый после грозы, лес смолу источает, едем мы и друг с другом перекликаемся.
Коля кричит:
— Шурка, знаешь, какие местные красногорские вредные! Нас вон как по огородам гоняли, давайте мы соберемся вместе как-нито и красногорских-то приструним!..
А я кручу педали и думаю: эх, мать честна, все не так, глупость какая выходит, вовсе и не так надо делить. Я говорю:
— Колька, не так ты все делишь-то, гляди, мы в своей деревне какую одиночку вырастили — Куварин-то, Куварин!.. Вон кого надо учить!..
А земля у нас, думаю, вон какая большая, спорить нам не пристало, какое место лучше, кто где хочет, тот пускай там и живет, и всякому, конечно, свое место дороже, вот я, к примеру, прирос к нашей деревне Равенке, она у нас на горке стоит. Ветерок дунет — ни слепней нет, ни комаров. По берегу крутому вязы растут, а за рекой луга заливные…
Мы, когда подъезжали, во все глаза глядели на свою деревню, так сильно соскучились. А у меня в голове стишок трепыхался: вот моя деревня, вот мой дом родной.